Сын - Алехандро Паломас

— Уходите, — прошипел он вдруг ледяным тоном. — Ничего-то вы не знаете. — По чугунным перилам балкона забарабанили первые капли дождя. — И никто ничего не знает! — Я, ошеломленная его новым тоном, слегка отпрянула, но не встала. А он заорал: — Да когда же вы от нас отвяжетесь! Шли бы вы со своими сказками… куда-нибудь еще?

Отодвинул свой стул — ножки заскрежетали по полу. Вскочил.

В тот же миг в небесах рыкнул гром, и дождь разошелся не на шутку. За окном стемнело, а в комнате вообще сгустился мрак. Зловещий мрак. Но даже теперь самообладание мне не изменило. Я раскрыла портфель, который положила на стол, как только пришла, вынула стопку листков — статьи из газет, я их распечатала на принтере у Сони. Придвинула всю стопку к Антунесу.

Его взгляд словно гарпун вонзился в первый же листок — цветную распечатку заметки из интернет-газеты. С фото улыбалась молодая блондинка в форме стюардессы. А над ней был заголовок:

ИСПАНСКАЯ СТЮАРДЕССА ПРОПАЛА БЕЗ ВЕСТИ В ВОДАХ ДУБАЯ

(информагентства, 19 августа).

Стюардесса Аманда Уиллет из экипажа самолета, который утром 16-го августа, в понедельник, потерпел катастрофу над Персидским заливом в 60 милях от побережья Дубая, считается пропавшей без вести, как и остальные члены экипажа и пассажиры воздушного судна. Власти ОАЭ заверяют, что поиски в районе авиакатастрофы продолжатся. Обломки самолета до сих пор не обнаружены, спасатели считают, что шансы найти выживших близки к нулю.

Через несколько секунд Антунес вскинул голову. Его подбородок трясся, глаза странно моргали, словно ему в лицо светил прожектор. В следующую секунду он прикрыл глаза рукой и застыл, облокотившись об стол, под звон дождевых капель — казалось, это гремит занавеска из монет.

— Сеньор Антунес, — сказала я мягко, — я вам скажу, что творится с Гилье: у него слишком много вопросов и слишком много подозрений, а он не умеет высказать их словами.

Ноль реакции. Хоть бы шелохнулся.

— Гилье уже давно знает о существовании этих газетных вырезок. Он нашел их однажды в коробке, которую вы храните на шкафу, и с тех пор часто перечитывает, когда вас нет дома. Он блуждает в лабиринте, где столько непонятного. Он еще слишком мал, чтобы все это самостоятельно осмыслить.

Молчание длилось. Мануэль Антунес застыл, как каменный.

Я не сдавалась.

— Я понимаю, как вам больно, но подумайте, как мучается ребенок, когда столько всего в себе носит и не может поделиться переживаниями с отцом. Я же знаю от Гилье: вы всячески стараетесь скрыть от него, что временная разлука с мамой… вовсе не временная… По четвергам присылаете ему письма от ее имени, часами изображаете, что говорите с ней по компьютеру, шлете электронные письма, и эти несуществующие телефонные звонки… Я всё знаю, а Гилье, судя по моим наблюдениям, тоже интуитивно догадывается, хотя и не осознает, в чем разгадка Но. сеньор Антунес, я уверен: все эти попытки скрыть утрату, чтобы уберечь Гилье от страданий, ничем ему не помогают. Именно поэтому ваш сын цепляется за образ Мзри Поппинс, именно поэтому он стал искать спасение в волшебстве.

Молчание. Гроза вконец разбушевалась: с черного, низко провисшего неба катилась оглушительная лавина молний и раскатов грома. Почти сюрреалистическое зрелище.

— Ничего не знать доподлинно — невыносимо тяжелое бремя для ребенка в его возрасте. Да и для вас тоже, поверьте. Мануэль, ни вы, ни Гилье не должны так мучиться, — сказала я ему, сидевшему истуканом. — Вы должны завести разговор с Гилье, объяснить ему всё, помочь смириться с тем, что мама больше не вернется, дать ему ответ, в котором он очень нуждается. И не медлите. Его и так слишком долго гложет беспокойство…

Раскат грома, похожий на рык, заставил меня замолчать, и в это мгновение рука Мануэля Антунеса медленно опустилась, и я увидела, что его глаза остекленели, а лицо болезненно исказилось. В следующую секунду он схватил со стола стопку распечаток, прижал к груди. Потом, опустив голову, начал укачивать бумаги, как ребенка, медленно-медленно, с хриплым стоном, от которого у меня в груди что-то оборвалось.

— Аманда не ушла от нас, — сказал он. Голос у него звенел, словно пересыпались битые стекла. — Она… ее отыщут. Обязательно. Вот увидите. Дело только за временем. И тогда все снова будет, как раньше. — Он сорвался на шепот, забормотал, обнимая стопку листков: — Все будет хорошо, милая, как может быть иначе…

Когда Мануэль Антунес вцепился в бумажки, в призрак Аманды, которой больше нет на свете, у меня защемило сердце. Оказывается, когда правда вскрывается, часто она оказывается лишь дверью, которая ведет к другой правде — к самой потаенной, к чему-то, о чем мы даже не подозревали. К той правде, которая часто все объясняет.

Я ненадолго зажмурилась, сделала глубокий вдох.

И тогда разглядела ее четко.

Подводную часть айсберга.

А-а-а, вот в чем подоплека.

Словно включился яркий маяк и все высветил.

Гилье

А теперь я расскажу, что же такого случилось страшного. Туалет за кулисами был долго занят, потому что из него никто не выходил, и я сел ждать на приступку у стены и поставил рядом сумку. До начала концерта оставалось совсем мало, и сеньорита Клара два или три раза заходила к нам и говорила:

— Т-с-с, дети. Тихо. Не шумите. — А потом, почти шепотом, скривив губы вот так: — Кавардак, просто кавардак. Меня тут удар хватит. Даже не сомневайтесь.

Потом Марта Рамирес стала репетировать с Сильвией Лейвой их номер из «Школы Монстер Хай», и, когда они развернулись вот так, Сильвия споткнулась о деревяшку, там деревяшка торчала из-под стула. И тогда Сильвия упала на пол лицом вниз. Мы все примолкли, ну, точнее, не все, потому что Мартин Хиль немножко засмеялся, но тут Сильвия подняла голову. И мы увидели, что очки у нее разбиты и нос тоже.

— О Господи! Здрасьте, приехали, — сказала сеньорита Клара и схватилась за сердце, и грудь у нее стала очень быстро подниматься и опускаться, и сеньорита заохала, но тут Сильвия заревела, как сирена «скорой», и сеньорита взяла ее за руку и помогла медленно-медленно подняться. А потом сказала: — Пойдем, лапочка. Сходим в медкабинет, и сеньор Армандо тебя вылечит, не бойся. Вот увидишь, все пройдет, ты мигом сюда вернешься и выступишь на концерте, да? — А когда они уже уходили, сеньорита обернулась и сказала: — А вы сидите, как мышки, я сейчас вернусь, хорошо? Узнаю, что