Жена врага. Я тебя присвою - Вероника Колесникова

И я хочу все изменить.

— Куда мы едем?

Она поправляет на коленях сбившееся платье, а меня ведет от этого движения. Хочу плюнуть на все, откинуть автомобильное кресло, задрать подол платья и провести горячей ладонью по ее гладким, нежным розовым округлостям, сжать их, почувствовав дрожь, которой с готовностью на мои ласки отзывается эта девочка.

Кажется, она ловит это желание в моем потемневшем взгляде, потому что вдруг улыбается. Вернее, пока только тянет уголок губ, но я вижу, как теплеет ее взгляд. Ей приятно быть со мной рядом, она хочет этого, но внутри все еще борется сама с собой. Глупая. Теперь от меня никуда не деться.

— Едем за город. Чопурия в больнице. Вся его рать там же, и в городе не осталось никого, кто мог бы увидеть тебя и навредить.

— Что? Мы едем за город?

— Погуляем немного, подышим свежим воздухом. Не все же сидеть взаперти.

— Не думала, что пленницам положен такой моцион, — грустнеет она.

Я не отрываю взгляда от дороги, которая стремительно пропадает под капотом моего автомобиля. Перекладываю руку с коробки передач на ее колени, беру ее хрупкую ладонь в свою. Сплетаю пальцы.

— Анжелика. Ты уже давно не пленница.

Она коротко вздыхает, грудь приподнимается в вырезе и опадает.

— Я не смогу изменить историю нашего знакомства, но хочу все исправить на будущее.

— Ты думаешь, что у нас есть будущее? — она отворачивает голову к окну, и резко грустнеет.

Я же сильнее сжимаю ее пальцы.

— Конечно.

Вижу в отражении стекла, что ей приятны эти слова.

Сергей

— Моя семья была самой обычной, — мы идем по набережной и смотрим, как вода блестит серебром. Анжелика зябко ежится, несмотря на солнце, и я укутываю ее своим пиджаком. — Только…сестра с матерью большую часть жили в городе, а мы с отцом – за городом, в доме. Психолог считала, что таким образом можно будет снизить мою потребность в сестре. В ее красках.

Я говорю откровенно, чтобы Анжелика знала – теперь я не желаю ей зла, не хочу, чтобы она как-то страдала и чувствовала себя плохо. Я хочу упростить ее жизнь, сделать ее легче и свободнее. Впервые признание о своей жизни озвучивается чужому человеку, но сейчас это кажется самым разумным.

— Тогда я был ребенком и хотел играть только с ней, потому что только она была цветной – розовая кожа, мелкие фиолетовые синяки, пшеничные волосы, голубовато-серые глаза. Это очень странно и страшно, когда во всем мире только одно единственное пятно окрашено в разные цвета, и поэтому, я, конечно, фокусировался на ней. Но теперь все изменилось. С возрастом это желание ослабло. Но ее смерть потрясла меня сильнее, чем гибель родителей.

Анжелика вздыхает и сжимает мою руку сильнее.

Мы останавливаемся и смотрим, как утки проплывают к камышам. В этом месте меньше всего людей, только редкие спортсмены проезжают на велосипедах, тихо и спокойно. Но сердце бьется сильно, и я не могу оторвать своего взгляда от ее шеи, плеч, рук. Анжелика кладет ладони поверх резного перилла забора, и смотрит вдаль. Ей нужно о много подумать, решить, что делать дальше, и поэтому мне нужно показать ей, что ее будет ждать со мной, на этой стороне жизни.

— Мне очень жаль, я даже не могу представить себе степень твоей утраты, — тихо говорит она и поворачивается ко мне. смотрит своими чистыми, невинными глазами снизу вверх. Я вижу все чувства, которые проносятся в ее глазах.

— Все это в прошлом. Прошло много лет, — говорю ей, и смотрю на губы, которые изгибаются уголком вниз.

Между нами так и звенит напряжение, и я думаю о том, что должен сказать ей прямо сейчас, полностью открыть свои карты – предупредить, что она совсем скоро станет вдовой официально, но и в этом случае я не отпущу ее, оставлю себе, чего бы мне это не стоило. Слишком закручена связь. Слишком сильно желание. Слишком…

Если она уйдет, моя жизнь не рухнет, конечно. Но однозначно потеряет все те краски жизни, которые начали открываться передо мной.

Она встает на цыпочки и приближается ко мне. Между губами остается один миллиметр, и я чувствую ее теплое, сбивчивое дыхание. Кладет ладонь мне на грудь, считывая удары сердца, и в этом жесте больше интимности, доверия, чем в любых других словах.

— Анжелика! Отойди от него!

Мы синхронно поворачиваемся в сторону человека, который решил вмешаться в наше уединение. Ожидаю увидеть кого угодно – одногруппника, соседа, но сейчас перед нами стоит взрослый мужчина внушительной комплекции. Пуговицы пиджака расстегнуты, и видно, как натянуты пуговицы сорочки на животе.

— Кто это? — мрачно спрашиваю. Потому что вижу, чувствую, как напряглась девушка в моих руках, как зло прищурился этот мужчина. В голове проносятся тысячи мыслей, но одна превалирует: обидит – убью.

— Ты какого хера тут разгуливаешь? — выплевывает он.

Вижу, как со стороны парковки к нему спешат двое мужиков в темных костюмах. Судя по тому, как быстро они переглядываются, как слаженно действуют, понимаю, - охрана. Становится смешно: этого противного толстяка нужно охранять от самого себя, не меньше.

Задвигаю Анжелику себе за спину.

Щелкаю брелоком от автомобиля.

Пройти мимо них она не сможет, машина стоит на парковке, прямо за спиной этого жирного урода, а это значит, что я один буду бить на поражение, если придется.

— А ты какого хера так разговариваешь? — сплевываю в сторону, смотря ему прямо в глаза.

По его лицу пробегает тень – не ожидал отпора.

Охрана встает чуть впереди него, ждут отмашки.

Я тоже напрягаюсь, но отвечу сразу же, как только кто-то из них сделает хоть шаг в сторону Анжелики.

— Твой муж лежит в больнице, а ты тут с чужим мужиком разгуливаешь? — его глаза краснеют от гнева.

Блять.

— Отец… — она почти всхлипывает за моей спиной. удерживает мой пиджак на своем хрупком плече, и у меня перед глазами будто пелена спадает. Вспоминаю все те синяки, котоыре видел на ее маленьком, изящном, нежном теле, и ненависть к тому, кто ее продал буквально в рабство застит глаза.

Какого хуя?!

— Это моя женщина, — говорю внятно. Сжимаю пальцы в кулаки. — Так что заткнись и отойди в сторону со своими псами.

— Ты, выродок, как со мной разговариваешь? — его лицо багровеет – кажется, с этим чмом давно никто не говорил на его языке.

Делаю шаг к нему.

— Не смей приближаться к ней, — делаю шаг вперед, веду Анжелику за собой. Она всхлипывает, но держится молодцом.

Поворачиваюсь и кладу руку ей на щеку, нежно провожу по шелковистой коже, смотрю прямо в глаза.