Жена врага. Я тебя присвою - Вероника Колесникова

Черт, кажется, я провел в отключке всю ночь.

Но, что самое странное, меня никто не нашел.

Я с сомнением осматриваюсь и понимаю, почему так и пролежал всю ночь в одиночестве: меня занесло на светофоре во двор, я ударился о дорожный знак, и отъехал на несколько метров в кусты.

Машина разбита с двух сторон, но мне повезло – чувствую только сильную боль в голове, носу, и думаю, что больше всего пострадал от мужика, который тащил девчонку из ресторана и от самого таксиста, который отвоевывал свою собственность, чем от аварии.

Бросаю тачку с открытой дверью, выхожу на дорогу и ловлю мотор. Во время пути до дома только смотрю по сторонам, ощущая тупое и ноющее одиночество внутри. Потому что я облажался. По-черному.

Вместо оплаты оставляю водиле часы и выхожу к подъезду. Странное дело – кругом полиция, скорая помощь, множество любопытствующих. Собирается дождь – темная туча нависает над городом и прохладный ветер скользит по пустым скамейкам, подхватывая мелкий мусор. Пахнет пылью.

Плюю на лифт и поднимаюсь по лестнице, с каждым пролетом ощущая, как страшное чувство скрежещущим звуком наполняет все мое тело. Я понимаю, что сейчас колокол судьбы звенит по мне. Ладони становятся влажными. Струйка пота бежит по виску. Пальцы дрожат.

— Стоять. Куда? — Мужик в полицейской форме преграждает путь, выставив руку вперед.

— Пшел ты, — откидываю его ладонь и протискиваюсь в коридор. Вещи разбросаны в беспорядке, в доме ходят какие-то люди.

— Где…она? — тихо говорю, но мне никто не отвечает. Мужик в форме кивает на дверь рядом.

Медленно, как в замедленной съемке триллера, приоткрываю дверь. Сердце колошматится как сумасшедшее, готовое продавить собой грудную клетку. Потому что по всему этому антуражу я уже понимаю, примерно, что меня может ожидать…

Вдруг прямо перед носом вырастает стальное тело лейтенанта. Он загораживает мне обзор. Дверь за ним закрывается, но я успеваю увидеть нескольких людей в форме…

— Посторонним нельзя.

— Я… — откашливаюсь. — Не посторонний.

— Родственник?

— Брат.

Он прищуривается и с сомнением глядит на меня. Потом кладет руку на плечо.

— Не надо тебе туда.

Дергаю плечом, рвусь вперед.

Он перехватывает меня сильнее.

— Стой, — командует он мне, но я стискиваю зубы и хочу прорваться через эту преграду, открыть белую дверь, за которой… — Да стой же ты!

Он откидывает меня в сторону. Протягивает сигарету с зажигалкой.

— На, покури.

— Не курю.

Лейтенант, прищурившись, глядит на меня.

— Выйди, покури.

В это время дверь распахивается, и я вижу ее.

И в то же время не вижу.

Потому что мой серо-черный мир не всколыхнулся, как всегда, от ее присутствия.

На кровати в странной сломленной позе лежит Аня.

Но от нее не расходятся красные, пшеничные, желтые, розовые оттенки разных цветов.

Она полностью монохромна.

Как два полицейских.

Как врач.

Как медбрат рядом.

Как все пространство вокруг…

На негнущихся ногах я выхожу из квартиры, огибая каких-то людей.

Спускаюсь на лифте вниз, словно робот, и отталкиваю от себя подъездную дверь.

Ее подхватывает ветер и ударяет с глухим звуком о стену.

В лицо тут же летят мелкие ветки, холодный ветер и ледяные капли дождя.

На улице уже никого нет. Все любопытствующие скрылись из вида, только глядят в окна, ждут продолжения…

Я прикуриваю сигарету от зажигалки и затягиваюсь.

Медленно, отравляюще каждый миллиметр моего тела и души, весь этот черно-белый мир входит в меня, и понимаю, что цветов больше нет и не будет.

Дождь хлещет по щекам, и не понятно уже, что это – небесная кара или мои слезы. Потоки воды берут в ледяной плен, и мое сердце покрывается коркой льда. В грудине все запеклось, что-то внутри дернулось…Никотин продирался в сухую глотку, но облегчения это не приносило ни на минуту. Сигарета намокла, и зашипела, когда крупная капля упала с неба прямо на ее огонек. Легкий дымок поднялся кверху и тут же растворился, будто его и не было. Тоска сжала тисками все тело, и я поднял голову вверх, подставив лицо хлестким ударам воды.

— Иванов?

Я слышал, как возле меня остановились двое. Лязгнуло железо. Наручники?

— Иванов Сергей Алексеевич?

Короткий кивок.

— Нужно проехать в участок до выяснений обстоятельств смерти вашей сестры, Анны Алексеевны Ивановой.

Тихий стон.

— Вы – главный подозреваемый.

Моргаю, прогоняя ненужные воспоминания. Смотрю на Анжелику широко открытыми глазами. Почти рычу на нее:

— Кто он? Кто этот человек, который сказал, что продаст тебя?

Сергей

— Это уже не важно… — вздыхает она. — Все уже не важно.

У меня перед глазами прыгают черные мушки, изнутри поднимается кроваво-красная пелена. Я убью его. Разорву собственными руками…

— Это был твой отец?

Анжелика всхлипывает и кивает.

— Твой отец отдал тебя Давиду?

Девушка обнимает себя за плечи и отворачивается к окну. Я смотрю на ее изящный профиль и часто дышу. Мне хочется лететь к Чопурии, руками вырвать из его грудной клетки сердце и разорвать его на две части. Зубы трещат.

Вдруг Анжелика робко поднимает глаза и делает шаг ко мне. Проводит ладонью по моему плечу. Немного сжимает его.

Я понимаю, что она делает – отвлекает, чтобы не наделал глупостей. Не рванул туда, где могу найти чертов сейф Чопурии и не вскрыть его вместе с черепной коробкой его владельца.

— Мне очень жаль…Очень жаль… — в ее глазах закипают слезы, и я фокусируюсь на ней. На том, как искрятся цвета ее кожи, ее волос, ее тела. Как пульсируют краски вокруг нее ореолом.

— Твоя фотография… — я смотрю на нее пристально, в упор. — твоя фотография тоже могла быть в этом сейфе?

Она закрывает глаза, по щекам струятся горючие струи слез.

Без слов я притягиваю ее к себе, прижимаю к своей груди.

Наши сердца бьются хаотично. Часто.

Помедлив, она отвечает – расслабляется в моих руках и от этого легкого движения у меня реально рвет крышу.

Я сделаю все, все для того, чтобы Давид оказался в аду. Чтобы горел и разлагался, захлебываясь страхом.