В огонь и в воду - Амедей Ашар

Когда волнение его немного утихло и сердце успокоилось, Гуго пошел отыскивать общество. Слуга указал ему на большое строение для игры в мяч и в кольцо. Все обитатели замка были в сборе. Зала была ярко освещена, огни отражались в атласе платьев. Лошади в щегольской сбруе нетерпеливо ржали на арене, и кольца уже висели на столбах.

Ослепленный внезапным переходом из темной галереи в ярко освещенную залу, Гуго увидел, однако же, с первого взгляда герцогиню д’Авранш и рядом с ней принцессу Мамиани.

— Да идите же скорее, — крикнула ему принцесса своим музыкальным голосом, — вас только и ждали!

— Уж не заблудились ли вы, преследуя какую-нибудь злую фею? — спросила его Орфиза, кокетливо обмахиваясь веером.

Гуго посмотрел ей прямо в глаза. Она не моргнула, щеки ее были такие же розовые, лоб и шея такие же снежно-белые, вся фигура сияла той же девственной чистотой, что и всегда. «Нет! Нет! Ее лицо не знает лжи! Это не она; но кто же?» — сказал себе Монтестрюк.

Принцесса улыбалась шевалье де Лудеаку и ощипывала лепестки роз в своем букете. Граф де Шиври подошел к Гуго, между тем как оканчивались приготовления к игре в кольцо.

— Что, знают эту игру в ваших краях? — спросил он.

— Нет, но мне кажется, что это не трудно.

— Хотите попробовать?

— Буду рад.

Гуго велел привести Овсяную Соломинку, и десяток всадников собрались в конце галереи и бросились снимать кольцо друг за другом. Каждый раз, когда кольцо попадало на копье, герцогиня д’Авранш громко аплодировала.

— Я хочу, господа, дать от себя приз первому из вас, кто положит к моим ногам десять колец.

«Черт возьми! — подумал Гуго, вполне уже овладевший собой. — Вот и желаемый случай… лучшего никогда не представится». И он поскакал во весь опор и стал нанизывать на тонкое копье одно кольцо за другим.

Через четверть часа десять колец было взято.

— Вот видите, — сказал он графу де Шиври, у которого на копье было всего восемь колец, — дело-то и в самом деле не очень трудное.

И, соскочив с коня, он пошел прямо к герцогине, преклонил колено и положил к ее ногам свои десять колец. Маркиза д’Юрсель, высоко ценившая ловкость, поздравила Гуго с победой и сказала:

— Мне кажется, граф, что сам его величество король, ловкости которого я не раз имела счастье удивляться, не сделал бы это лучше. Вот вы теперь склонились перед моей племянницей, как некогда склонялись рыцари перед дамой сердца, когда подходили получать награду за свои подвиги.

— А какой же награды вы желаете от меня, граф? — спросила Орфиза кокетливо.

— Права посвятить вам, герцогиня, мою жизнь, мою кровь и мою любовь.

В его голосе, жестах, выражении лица, взгляде не было свойственной обыкновенным любезностям приторности; ошибиться в значении этих слов было невозможно. Орфиза де Монлюсон покраснела, принцесса побледнела, вокруг послышался легкий шепот.

— Что это, шутка, граф? — вскричал Шиври с гневом.

Встав и не отвечая ему, а обращаясь снова к герцогине почтительно и с гордостью, Монтестрюк продолжал:

— Я привык говорить прямо и открыто что думаю и потому-то считал своим долгом сказать вам это, герцогиня. Позволю себе только прибавить, что любовь эта родилась во мне в ту минуту, как я вас увидел.

— Значит, дня два или три тому назад? — спросил Шиври.

— Да, точно, два или три дня, герцогиня, как говорит граф де Шиври, ваш кузен; но она останется неизменной до моего последнего вздоха.

Потом, обращаясь к своему сопернику и не теряя хладнокровия, Гуго продолжал:

— Неужели вы находите, что нужно много времени, чтобы любовь родилась из восхищения, какое внушает герцогиня д’Авранш, и неужели вы считаете, граф, что жизни человеческой слишком много, чтобы доказать ей эту любовь?

Граф де Шиври начинал терять терпение, но, все еще сдерживая себя, обратился к обществу:

— Что вы скажете, господа, об этих словах? Не правда ли, видно, что граф де Монтестрюк приехал издалека?

На этот раз Гуго переменил тон и, возвысив голос, ответил, бросая вокруг огненные взгляды:

— Эти слова, граф, достойны хорошего дворянина, и дворянин этот, откуда бы он ни приехал, готов предложить бой каждому, кто встанет ему поперек дороги, на кинжалах или на шпагах.

Шиври сделал шаг вперед; Орфиза де Монлюсон остановила его жестом и сказала:

— Я дала слово графу де Шаржполю и сдержу его.

Она окинула взглядом все общество и спросила с кокетством и в то же время с достоинством:

— Вы требуете, граф, права посвятить мне жизнь и доказать мне вашу любовь преданностью?

— Да, герцогиня, и за то, чтобы назвать вас графиней де Монтестрюк, женой моей, я готов отдать всю свою кровь до последней капли.

Пока он говорил, принцесса дрожащей рукой обрывала цветы в своем букете и бросала их на пол. Шиври побледнел страшно. Его удивляло, как это человек, позволивший себе при нем такую дерзость, еще стоит на ногах; он собирался разразиться гневом, но шевалье де Лудеак пробрался к нему и прошептал ему на ухо:

— Если не уступишь, берегись: она готова на полный разрыв.

Услышав эти слова, граф де Шиври внезапно изменил позу и тон и воскликнул весело:

— Кажется, вы говорили сейчас, любезный граф, о кинжалах и шпагах? Э! Боже милостивый!.. Эти страсти давно уже вышли из моды! Неужели там у вас в Арманьяке этого не знают? Но уверяю вас честью, никто при дворе не выходит теперь на дуэль, как случалось прежде. Вместо того чтобы ломать копья или рубить друг друга секирами и подвергать царицу турнира вынужденной необходимости отдать свою руку калеке, теперь сражаются умом, хорошими манерами и предупредительностью. Теперь уже не хватаются за оружие при каждом случае — это свойственно только людям грубым, а люди со вкусом доказывают свою любовь вежливостью, деликатными поступками, внимательностью, уважением, постоянством. И настает день, когда дама отвечает взаимностью тому, кто сумел ей понравиться… не так ли, милая кузина?

Орфиза де Монлюсон слушала эту речь с удивлением и удовольствием. Она знала графа де Шиври и знала, что он не слишком-то уступчив. Была минута, что она боялась по сорвавшемуся у него жесту, что вот-вот последует вызов. Ей было хорошо известно, как он страшен со шпагой в руке, и она, сама не отдавая себе в этом отчета, боялась за жизнь графа де Монтестрюка. Когда Шиври обратился к ней, она весело наклонила голову и ответила:

— Согласна ли я с вашим мнением, любезный кузен? Совершенно!.. И чтобы доказать это на деле, так как вы оба, господа, — вы, граф де Шиври, уже целый год, а вы, граф де Монтестрюк, всего лишь двое суток — делаете мне честь вашим вниманием, то я даю вам обоим три года сроку: мне сейчас восемнадцать лет, а когда исполнится двадцать один, вы оба возвратитесь сюда и если сочтете себя вправе просить моей руки — а я ценю себя очень высоко, — ну, господа, тогда посмотрим!