Вердикт - Джон Гришэм

Вторая половина дня была посвящена никотину. Споловины второго до трех, а потом с половины четвертого до окончания заседанияв пять часов присяжные узнали о никотине больше, чем хотели: это яд,содержащийся в табачном дыме. В каждой сигарете от одного до трех миллиграммовникотина, и у курильщиков, которые вдыхают дым, вроде Джекоба Вуда, додевяноста процентов никотина остается в легких. Большую часть лекции докторБронски провел стоя, указывая на разные части тела, красочно изображенные внатуральную величину на плакате, прикрепленном к стенду. Он подробно объяснил,как никотин вызывает сужение кровеносных сосудов в конечностях, в результатечего происходит повышение давления, учащается пульс и затрудняется сердечнаядеятельность. Никотин также исподволь, сложным образом воздействует на кишечныйтракт. Он может вызывать тошноту и рвоту, особенно у начинающих курильщиков.Секреция слюнных и желчных желез сначала стимулируется, а потом подавляется.Никотин действует как стимулятор и на центральную нервную систему. Бронски былметодичен, но искренен, одна-единственная сигарета в его изображениипревращалась в смертельную дозу яда.

Но худшим свойством никотина является егоспособность вызывать привыкание. Последний час — опять-таки хитроспланированный Рором — был потрачен на то, чтобы убедить присяжных в том, что кникотину очень легко привыкают — это известно науке уже четыре десятка лет.

Содержание никотина легко менять в процессеизготовления сигарет.

Если — Бронски подчеркнул слово “если” —уровень никотина в сигаретах повысить, курильщик, естественно, гораздо быстреестанет зависим. А чем больше курильщиков, попавших в такую зависимость, тембольше продается сигарет.

Это был прекрасный заключительный аккорд длязавершения дня.

Во вторник утром Николас появился в комнатеприсяжных пораньше, когда Лу Дэлл варила первый кофейник декофеинизированногокофе и раскладывала по блюдам свежие рогалики и пончики. На столе сверкалновенький кофейный сервиз — результат деятельности Николаса: он объявил, чтотерпеть не может пить кофе из пластмассовых стаканчиков. К счастью, егоподдержали в этом двое коллег. Список претензий без проволочек был утвержденсудьей Харкином.

Как только Николас вошел в комнату, Лу Дэллпоспешила закончить свои дела. Он улыбнулся и любезно поприветствовал ее, ноона не забыла их предыдущих стычек. Николас налил себе кофе и развернул газету.

Как и предполагал Николас, отставной полковникФрэнк Херрера прибыл в самом начале девятого, почти за час до требуемого срока,с двумя газетами в руках, одной из которых была “Уолл-стрит джорнэл”. Он хотелпобыть в комнате один, но вымученно улыбнулся Николасу.

— Привет, полковник, — тепло приветствовал егоНиколас. — Вы сегодня рано.

— Так же, как и вы.

— Да, мне не спалось. Все снились никотин ичерные легкие. — Газета Николаса была открыта на спортивной странице.

Херрера размешал сахар в чашке и сел за столнапротив Николаса.

— Во время службы в армии я курил десять лет,— сообщил он. Даже сидя за столом, он сохранял военную выправку: грудь колесом,подбородок кверху. — Но я осознал необходимость бросить.

— Есть люди, которым это не удается. Например,Джекоб Вуд. Полковник презрительно фыркнул и раскрыл газету. Для негорасставание с вредной привычкой было всего лишь вопросом силы воли. Если головарешила, тело подчинится. Перевернув страницу, Николас спросил:

— А зачем, собственно, бросать?

— Потому что это вредно. Не нужно быть гением,чтобы это понять, знаете ли. Сигареты убивают. Это известно каждому.

Если бы Херрера был столь же безапелляционен,отвечая на две предварительные анкеты, он бы не сидел сейчас здесь. Николаспрекрасно помнил те вопросы. То, что Херрера чувствовал себя теперь такуверенно, могло означать лишь одно: он хотел войти в жюри. Отставной военный,которому, вероятно, надоел гольф, осточертела жена, которому хотелось занятьсячем-нибудь новым и у которого, вероятно, на что-то был зуб.

— Значит, вы думаете, что сигареты следуетзапретить по закону? — спросил Николас. Этот вопрос он тысячу раз задавал, стояперед зеркалом, и отрепетировал свою реакцию на любой ответ.

Херрера медленно отложил газету и долго пилкофе.

— Нет. Я думаю, что человек должен самсоображать, насколько опасно курить по три пачки в день в течение тридцати лет.Чего он ждал, черт возьми? Что запас здоровья беспределен? — Полковник говорилс сарказмом, и не оставалось сомнений, что он вошел в жюри с вполнеопределенными намерениями.

— Когда вы пришли к такому выводу?

— Вы что, тупой? Нетрудно сосчитать.

— Если таковы ваши убеждения, то вы навернякане высказывали их открыто во время voir dire?

— Что такое voir dire?

— Процедура отбора присяжных. Нам ведьзадавали именно такие вопросы. Не припоминаю, чтобы вы тогда говорили нечто вэтом роде.

— И не собирался.

— Но вы были обязаны.

Херрера покраснел: этому парню, Истеру,известны законы, по крайней мере лучше, чем остальным. Вероятно, он поступилнеосмотрительно, и не исключено, что Истер может донести на него и вышибить изжюри. Быть может, его могут даже арестовать, отправить в тюрьму и наложитькрупный штраф.

Но потом полковника осенило: им ведь неразрешается обсуждать обстоятельства дела, не так ли? Как же Истер сможетдонести на него судье без риска самому попасть в беду? Херрера немногорасслабился.

— Постойте-постойте, вы собираетесь стоятьнасмерть за такой приговор, чтобы множество людей оказались сурово наказанными?

— Нет, мистер Херрера, в отличие от вас я ещене решил. Мы пока выслушали трех свидетелей, все свидетельствовали в пользуистицы, нам предстоит услышать еще много другого. Я подожду, пока обе стороныпредставят свои аргументы, и лишь потом постараюсь разобраться. Полагаю, именнотак мы обещали действовать.

— Да, конечно, я тоже. Меня, знаете ли, можноубедить. — Он вдруг с преувеличенным интересом стал просматривать газету.

Дверь резко распахнулась, и в комнату,постукивая перед собой палкой, вошел мистер Херман Граймз в сопровождениисупруги и Лу Дэлл. Николас привычно встал, чтобы налить ему чашку кофе, этостало уже традицией.

* * *

Фитч сидел, уставившись на телефоны, додевяти. Она сказала, что, вероятно, позвонит сегодня.