Вердикт - Джон Гришэм

— А в чем дело? — спросил он с явнойнастороженностью.

— Она говорит, что у нее для вас новоесообщение.

— Имя?

— Она не назвалась. Она вообще разговариваеточень робко, но уверяет, что это весьма важно.

Фитч еще повременил, уставившись на мигающийсигнал одного из своих телефонных аппаратов.

— Можешь предположить, как она узнала нашномер?

— Нет.

— Можешь засечь, откуда она звонит?

— Да. Только дайте нам минуту времени,подержите ее на линии.

Фитч нажал кнопку на аппарате и снял трубку.

— Да? — произнес он со всей любезностью, накакую был способен.

— Это мистер Фитч? — спросила она весьмабодро.

— Да. А вы кто?

— Марли.

Имя! Он выждал секунду. Все телефонныеразговоры автоматически записывались на пленку, позднее он сможетпроанализировать запись.

— Доброе утро, Марли. А фамилия у вас есть?

— Да. Присяжный номер двенадцать, Фернандес,войдет в зал суда минут через двадцать, в руке у него будет “Спортеиллюстрейтид” за 12 октября с портретом Дэна Марино на обложке.

— Понятно, — медленно проговорил он, делаявид, что записывает. — Что-нибудь еще?

— Нет. Пока все.

— А когда ждать следующего вашего звонка?

— Не знаю.

— Как вы узнали номер телефона?

— Без труда. Так не забудьте, номердвенадцать, Фернандес. — Послышался щелчок, она повесила трубку. Фитч нажалдругую кнопку, потом двузначный код. Динамик, которым был снабжен аппарат,воспроизвел весь разговор.

Тем временем Конрад уже вбегал в кабинет скомпьютерной распечаткой.

— Звонок сделан из автомата в порту,установленного в магазине “Все для дома”.

— Какой сюрприз! — сказал Фитч, хватая пиджаки подтягивая галстук. — Как понимаешь, я бегу в суд.

* * *

Николас дождался, пока большинство его коллеглибо расселись за столом, либо стояли поблизости, и, когда наступила небольшаяпауза в общей беседе, громко произнес:

— Ну что, пытались кого-нибудь преследоватьили подкупить за эти выходные?

Смешки и гримасы. Признаний не последовало.

— Мой голос, разумеется, не продается, носдается в аренду. — Фернандес повторил финал анекдота, услышанного накануне вовремя рыбалки от Николаса. Всем, кроме Хермана Граймза, это показалось смешным.

— Почему он постоянно читает нам лекции? —спросила Милли Дапри, явно обрадованная тем, что кто-то сломал наконец лед, исгорающая от желания посплетничать. Остальные подтянулись поближе и слегкасклонили головы к центру образовавшейся группы, чтобы услышать, что думает поэтому поводу бывший студент-юрист. Рикки Коулмен осталась сидеть в углу сгазетой в руках. Она это уже слышала.

— Такие процессы проводились и раньше, —нехотя объяснил Николас. — И тогда случались неприятности с присяжными.

— Не думаю, что мы можем это обсуждать, —прервал его Херман Граймз.

— Почему? Это не принесет никому никакоговреда. Мы же не обсуждаем свидетельские показания или доказательства. —Возражение Николаса звучало авторитетно.

Херман колебался.

— Судья не велел вообще говорить о процессе, —возразил он, надеясь, что кто-нибудь его поддержит. Таких не нашлось. Аренаосталась за Николасом, и он продолжил: — Расслабьтесь, Херман. Речь ведь неидет о показаниях или о вещах, которые нам все равно предстоит обдумать. Речьо... — для пущей важности он сделал вид, что колеблется, затем все же сказал: —о тайном давлении на жюри.

Лонни Шейвер отложил распечатки накладных иведомостей из своего магазина и придвинулся поближе к столу. Рикки тожеприслушалась. Джерри Фернандес все это слышал вчера на рыбалке, но и он не могпреодолеть искушения.

— Процесс над табакопроизводителями, оченьпохожий на нынешний, проходил лет семь назад в округе Квитмен, здесь, вМиссисипи, выше по реке. Может быть, кто-нибудь из вас его помнит. В качествеответчика тогда выступала другая компания, но некоторые “игроки” в обеих“командах” были те же, что и здесь. И во время того процесса, как передвыборами жюри, так и после начала слушаний, имели место возмутительные попыткивоздействовать на присяжных. Судья Харкин, разумеется, обо всем этом слышал,поэтому он так внимательно за нами следит. За нами следит множество людей.

Милли быстро обвела взглядом комнату испросила: — Кто?

— Обе стороны. — Николас решил играть честно,ибо в срыве предыдущих процессов были и вправду виноваты обе стороны. — И та идругая нанимают так называемых консультантов по отбору присяжных, онисъезжаются со всей страны, чтобы помочь составить идеальное жюри. Идеальное —это, конечно же, не такое, которое будет работать честно и беспристрастно, атакое, которое вынесет нужный вердикт. Они начинают наблюдать за нами еще дотого, как нас выбрали. Они...

— А как они это делают? — перебила его миссисГлэдис Кард.

— Ну, фотографируют наши дома и квартиры, нашимашины, наших соседей, места службы, детей и их велосипеды, даже нас самих. Этовсе еще в пределах законности и этики, но на самой грани. Они также анализируютобщественное мнение, проверяют такие вещи, как полицейские досье и сведения обуплате налогов, — словом, делают все, чтобы узнать о нас как можно больше. Онимогут даже побеседовать с нашими друзьями, сослуживцами и соседями. Теперь этообычная практика, когда речь идет о крупных делах.

Все одиннадцать человек слушали во все уши, неотрывая глаз от Николаса и стараясь вспомнить, не замечали ли они каких-нибудьнезнакомцев, прячущихся за углами с видеокамерами.

Николас отхлебнул кофе и продолжил:

— Когда жюри сформировано, они меняют приемы.Количество объектов наблюдения сокращается с двух сотен до пятнадцати человек,поэтому наблюдать за нами теперь гораздо легче. На протяжении всего процессакаждая из сторон держит в зале целую группу консультантов, которые неотступнонаблюдают за нами и пытаются предугадать наши реакции. Обычно они занимают двапервых ряда, хотя часто передвигаются по залу.

— А вы их знаете? — недоверчиво спросилаМилли.