Тайрин - Тамара Витальевна Михеева

соскоблены с обложек. А вот эти лживые книги будут снова и снова переписывать и передавать из поколения в поколение, пока ложь не станет истиной. «Ладно, пусть, тогда я сама напишу, как все было. Прямо здесь», – Тайрин посмотрела на широкие поля книги. В голове у нее созрело круглое и твердое яблоко плана. И в тот момент ей казалось, что это не сложнее, чем украсть бумагу и краски для Ауты.

«Я расскажу всем правду. Прямо в этой лживой книге создам другую. Сама. А потом еще в одной. И еще. Сколько успею, пока меня не поймают», – решила Тайрин. Когда копия «Погибшей Хофоларии» была готова и лежала на столе переплетчиков, дожидаясь утра, Тайрин попросила у мастера Гуты разрешения остаться после работы.

И все сложилось бы иначе, если бы он не позволил. Но он разрешил ей, как всегда.

Мастер над словами Гута

Мастер над словами Гута не хотел жениться. Книги были его главной страстью, его любовью и заботой, зачем ему жена? Да, ему нравилась главная рисовальщица Олуота, смуглая сероглазая пьятанка. Да, император всячески поощрял межнациональные браки, а наместник прямым текстом заявил, что все книжники нижних рангов обязаны брать в жены девушек из побежденных народов. Но все-таки Гута не стал бы думать о женитьбе всерьез, если бы император вдруг не издал указ, который разрешал женам книжников и их детям учиться читать и писать. «Вот оно», – Гута до сих пор помнит, что это была его первая мысль, когда он услышал указ. Лазейка, чтобы официально научить Олуоту читать! Она такая смышленая, все схватывает на лету, и так беспомощна в своей безграмотности!

Тогда он еще не нашел окольного пути, по которому идут к грамоте его наиболее сообразительные ученицы сейчас, но уже понимал, что истинное просвещение – дать побежденным народам возможность читать книги на общеимперском!

Он сделал Олуоте предложение. И она согласилась. Между ними не было страсти, но было уважение и искренняя дружба. И он всегда жалел, что она ушла так рано, оставив его в одиночестве. Вот каесаны стараются как можно быстрее стать частью великой страны: называют детей имперскими именами, приходят на Громкие чтения целыми семьями, даже младенцев берут, дома разговаривают на общеимперском… И это правильно – так проще пробиться, устроиться в жизни. Через два поколения никто и не вспомнит, что они были когда-то жителями золотых бескрайних степей, что они были каесанами. Даже они сами не вспомнят. А пьяты цепляются за древние верования, чужаков не любят. Так что в семье Олуоты он так и не стал своим…

Гута смотрел на шумный вечерний город. Вечером в Риле всегда шумно. Бродит, скитается по улицам и своим непростым отношениям молодежь, старшие сестры и братья ведут малышей из домов взросления… Куда же пропала Си? Где ее искать? Она не появляется в мастерской уже две недели. Вчера он пошел в дом восемь по улице Спящей травы, но на его стук никто не ответил, и в окнах не горел свет, и вообще, кажется, дом давно покинут. Но как так может быть? Куда можно деться из Рилы? Даже если Янита уезжала на побережье и, допустим (отчаянная мысль, но все же – допустим), взяла с собой эту девочку… Не могла же она не знать, что каникулы длятся две недели! «Могла, – понял он тут же. – Она – могла. Она будто не из этого мира, чужая всему здесь. И эти ее книги… это вино… Ладно, посмотрим, что будет дальше».

– Мастер Гута!

Он очнулся от своих мыслей. Тумлис с перекошенным лицом стоял перед ним, держа на вытянутых дрожащих руках книгу.

– Что случилось, Тумлис?

Но от ужаса Тумлис не мог выговорить ни слова. Искривленным ртом он ловил воздух, пытаясь объяснить мастеру Гуте, что его так напугало, и тыча носом в раскрытую книгу на подрагивавших руках. Мастер Гута шагнул к нему.

Он знал эту книгу. «История Второй имперской войны в изложении для детей». Красивая книга, много картинок, широкие поля. И на этих самых полях, как раз напротив рассказа «Битва за горы. Изгнание хофоларов», – неуверенными детскими буквами написана совсем другая история. Уместившаяся на развороте.

«Мирные хофолары жили в своих горах и никого не трогали. Они выращивали орехи, фрукты, пасли овец, ловили рыбу. Они верили, что если уважать и любить друг друга, то мир будет добр к ним. Но пришел император и убил их всех. И беспомощных стариков, и совсем маленьких детей. Просто так, ни за что. Ему даже не нужны были их горы, император просто хотел войны».

– Она у переплетчиков лежала, прямо вот тут, у нас! А вчера мне вернули вот что! Заказчик вернул!

Тумлис протянул мастеру Гуте еще одну книгу. «Погибшая Хофолария. Правда и выдумки о тех, кто не сдался».

– Там то же самое! Заказчик говорит, что не заказывал таких книг, и требует вернуть деньги! В ней написано то же, что и в той! Мастер Гута!

– Тихо, Тумлис! – рявкнул Гута. – Я думаю.

– А сколько их еще тут может быть, мастер Гута, это ведь кто-то специально, кто-то вредит нашей мастерской! О, это Дитал, я знаю! Он нам завидует, все самые богатые клиенты у нас и…

– Тихо, тихо. – Гута похлопал Тумлиса по спине. Только истерики взрослого парня ему тут не хватало.

Но кто? Он бы подумал на Си, так внезапно появившуюся и исчезнувшую, но ведь «Погибшую Хофоларию» перерисовывала…

Тари.

А ведь он знал, что она никакая не хэл-марка. Брат сказал, он в таких вопросах не ошибается. Да Гута и сам смутно догадывался. Большой ошибкой было давать Тари на перерисовку книги про Хофоларию. Слишком она… непокорная, своенравная, дикая. Настоящая хофоларка. Если теперь узнают…

– Тумлис, – как можно мягче сказал мастер Гута. – Тумлис, мы должны сохранить это в тайне.

– Что?!

– Конечно. Подумай сам, как отразится на работе мастерской, если об этом узнают. Начнутся допросы, обыски, расследования…

– Но уже знают! Тот заказчик знает! Дитал знает, будет ждать, когда мы оступимся и…

– А если это не Дитал?

– Нет?! А кто?

– Я не знаю. Но если это не он? Не надо выносить сор из избы. Книги перепишем, перед заказчиком извинимся…

– Они испортили подлинник «Истории…», его не восстановить!

– Восстановим. Никто не заметит, настоящих знатоков у нас мало, и они вряд ли будут заказывать такие книжки.

– Но…

Мастер Гута сдавил Тумлису плечо.

– Я не позволю навредить моей мастерской, – сказал он твердо.

– Но тогда они навредят нам!

– Тумлис! Отдайте мне книги. Забудьте. Слышите? Кто наш заказчик? Я сам договорюсь с ним.

Гута вырвал книги из рук Тумлиса и отошел с ними к окну.

Тари, Тари, огненная девочка, веселая и живая! Даже годы, проведенные за столом в мастерской, не смогли победить твой непокорный дух.

– Это кто-то из наших, – выдохнул Тумлис ему в спину. – Это сделал кто-то из своих. Я понял. Никто больше не мог. Кого вы выгораживаете?

Мастер Гута молчал. Тумлис развернулся и тихо вышел из мастерской, плотно прикрыв за собой дверь.

Тари, Тари… Гута горько усмехнулся. Надо же! Одна из побежденных народов подарила ему счастье семейной жизни и неизбывную боль потери, а вторая – положила конец его карьере, свободе и, скорее всего, жизни. «Впрочем, – подумал он, – ты – риланец, Гута, и кто вы, как не одни из побежденных?» Тари, Тари… Он не сердился на нее. Он понимал: она могла прервать его спокойную жизнь гораздо раньше и более подлым способом. Он-то видел, подглядел украдкой, как она старательно прячет под бумагами на его столе ту страшную книгу, написанную его отчаянным братцем!

О Лура! Когда Гута увидел, что он отправил ему в подарок (да еще таким способом!), он пришел одновременно и в ярость, и в отчаяние. Да в своем ли уме его брат?! Этот гений, запертый в башне Ветров своими страхами и выдумками, добровольно отказавшийся от благ цивилизации, потому что его-де «мучает совесть»! Будто