Тайрин - Тамара Витальевна Михеева

это он, он, а не его давние предки продали Рилу императору за право быть книжниками! Вот и сидит он, великий исследователь и ученый, в своей круглой башне, смотрит на бескрайнее небо, редеющий лес под ним и ненавистный город. И пишет свои страшные книги. Книги, которые погубят Гуту.

«Реестр исчезнувших народов» бесценен. Если его уничтожат (а его, конечно, уничтожат, когда найдут), если убьют и брата, чья голова хранит все эти сведения (а его обязательно убьют, он ведь не постеснялся поставить свое имя на обложке рукописи!), то последние сведения о погибших народах будут потеряны навсегда.

Гута вздрогнул и решительным шагом вышел из мастерской. Он поднялся к себе в комнату, осмотрел шкафы и стал отбирать книги. Анатомический атлас, подаренный Янитой, «Реестр исчезнувших народов», написанный братом, его же «Миры и пространства», старая книжка «Братство», которую он любил в детстве и которую смог спрятать перед Вселенским костром… Еще два десятка важных, ценных, существующих, скорее всего, в единственном экземпляре. Он сложил их в мешок, мешок хорошенько завязал и отнес в тайник, про который знали только он и его брат. Потом сжег все свои заметки и наброски романа об одиноком мастере над словами, который тайно учит читать девочек, работающих в мастерской. А потом в его дверь постучали.

Было три часа ночи.

Мастера Гуту вели через весь город куда-то на окраину два очень вежливых человека. Со стороны, наверное, эту троицу можно было принять за приятелей, возвращающихся с затянувшейся вечеринки, если бы не некая схожесть скупых, заученных телодвижений его конвоиров. «Хорошо, что улицы безлюдны в этот час, – подумал Гута. – Не хватало еще, чтобы на меня глазели». Он шел и думал, что будет говорить на допросах.

«Отпустите их, – скажет он. – Я спровоцировал ее. Я научил ее читать и подсунул эту книгу. Ее семья ни о чем не догадывалась».

«Зачем?» – спросят они. И что ему ответить тогда? Как объяснить им, что он по-своему понимает слова великого Ригантэра, высеченные в зале Приветствий? Он убежден: нельзя лишать человека корней. Каждый человек должен знать, кто он, откуда и как жили его предки. Без этого все мы – безликая масса, серая, равнодушная, бесправная… Но говорить это им не имеет смысла. Он скажет им вот что. «Я влюбился, – скажет он, да, так и скажет, этому они поверят. – Она молодая и красивая, я одинок. Может, я даже женился бы на ней, а ведь женам книжников можно учиться читать. Не хотелось терять время, все-таки я уже не молод, – да, так и скажет. – Я уже не молод. И это я, и только я, рассказывал ей о Хофоларии». Но зачем? Они ведь спросят, не могут не спросить, это же самое главное, ключевое. Не книга их тревожит, о нет! Подумаешь, книга! Они их тысячами сожгли на костре тогда! Нет, они будут искать хофоларов, живых, настоящих хофоларов, тех, кто помнит, что он – хофолар. Лура говорил, по всей земле осталось едва ли больше сотни хофоларов – крупицы огромного, древнего, прекрасного народа. Если они начнут искать в Риле хофоларов, то найдут, конечно, найдут и истребят.

«Мой дед был хофоларом, – вот что скажет он им. Да, он совсем не похож на хофолара, но мало ли, кровь может смешаться по-всякому… они с Лурой родные братья, но разве похожи? Да, дед-хофолар, нет, лучше прадед, да, точно. – Прадед, он женился на риланке и осел здесь, но рассказывал моему отцу, а тот – мне о Хофоларии, мне было обидно, что хофоларов больше не осталось, я хотел, чтобы хоть кто-то знал о них, не важно кто. Я не думал, что мои истории увлекут молодую хэл-марку».

Гута стиснул зубы. Он будет врать так убедительно, как сможет, лишь бы они поверили, что семья Литтэр ни при чем. Ему было не очень страшно сейчас: он старый и он устал, а его частная библиотека… Надо сообщить Луре, уж он-то придумает, как спасти книги. А больше ему ничего и не надо. Пусть только не тронут Литтэров.

Когда проходили мимо башни Ветров, Гута поднял голову и увидел в окне силуэт брата. Гута вскинул руку, сжав пальцы в кулак – знак беды. «Спрячь мои книги, – молил этот кулак. – Спаси их и спасайся сам – беги из Рилы». Лура медленно кивнул.

Часть третья

Тайрин уходит

С этого времени он навсегда уверовал в единство по-настоящему мудрых людей со всеми прочими живыми существами, люди это или бессловесные твари, и в последовавшие годы скитаний немало усилий приложил к тому, чтобы научиться понимать тех, кто погружен в безмолвие, – глаза животных, полет птиц, величественные медлительные жесты деревьев.

Урсула Ле Гуин. Волшебник Земноморья

Мы ни мертвы, ни живы – мы в пути.

Наталья О’Шей (Хелависа). Океан

Каждое же из различных имен

указывает лишь на какую-то одну сторону

его существования в какое-то определенное время.

А. С. Байетт. Обладать 

Протаптыватель тропинок

Осень тронула кисточкой лес. Нарисовала на зеленых листьях желтую кайму и багряные пятна. Обметала золотистой пыльцой траву, рассыпала рыжие всполохи по лугу.

Над рекой невиданным белесым зверем ходил на мягких лапах туман, тыкался мокрой мордой в скалы, в стволы деревьев, валялся на полянах, оставляя в траве клочья росистой шерсти. Листья падали, и весь лес шуршал хрупкой музыкой. Пряный, сытный грибной дух плыл по лесу.

Тайрин неспешно шла в этом запахе, собирая с земли орехи, набивая ими карманы. Не с кем поделиться. Родителям нельзя говорить, что она выходит за стену. Тинбо ее предал. Угостить Элту, который просто порадуется, не задавая вопросов, да потолочь в ступке, чтобы покормить беззубую бабушку. Как опустел их дом! Да и в мастерской тоска. Девочки заняты своими делами, им не до нее. Си нет. Исчезла, растворилась, пропала, и с каждым днем Тайрин все больше сомневается, была ли? Может, она просто привиделась ей? Но в дупле дерева хранится книга, которую Тайрин так и не вернула Джангли. И уже никогда не вернет: у нее нет волшебных палочек, открывающих любые замки, а еще – она не решится пойти туда без Си. Джангли запросто убьет ее за то, что задержала книгу. «У меня есть своя книга теперь. Украденная поневоле. Необыкновенная. Научившая меня танцевать и чувствовать воздух и землю». У Тайрин был выходной, и она решила бродить здесь до вечера, чтобы сбросить морок последних четырех книг, которые она перерисовывала и которые исправляла.

Тайрин потрясла орех. Это звук осени, ее музыка. Тайрин начала танцевать под стук орехов, под шорох листьев под ногами. Скоро придет зима. Все здесь уснет, замолчит, померкнет, и белый зверь-туман спрячется в реке, испугавшись вьюг. Только ветер и снег, только белое и черное. А Тинбо так и не вернется. «Он заколдован, я должна его расколдовать. Я должна станцевать особенный танец, как в той книге. Танец древних риланцев».

И она танцевала.

Две белки спустились с деревьев и уселись на краю поляны, глядя на нее. Она была благодарна этим непрошеным зрителям. Потом Тайрин покормила их с рук орехами. И бросила в реку два орешка – поблагодарила духов воды. А еще два закопала у края поляны – покормила духов земли. Осень только начинается. Пусть обойдется без потерь.

Она брела домой среди желтеющей, но все еще высокой травы, когда наткнулась на человека. Он был чуть постарше ее, огромного роста и такой широкоплечий, что у Тайрин не хватило бы рук, пожелай она его обнять. Густые, ярко-рыжие с огненной искрой волосы, а брови и ресницы – темные. Парень уставился на нее, будто она на его глазах превратилась из белки в девушку. Тайрин растерялась, ведь ни разу в жизни она не встречала никого здесь, лес был одинок, как она сама.

– Что ты здесь делаешь? – выпалила она.

Парень не ответил, лишь угрюмо