Смерть Ахиллеса - Борис Акунин

Воспользовавшись тем, что оба повернулись кнему спиной, трактирщик внезапно подхватил со стойки двухфунтовую гирю набечевке и вроде бы легким, но страшным по мощи движением стукнул ею по кругломузатылку «киргизца». Раздался тошнотворный треск, и Маса мешком осел на пол, аподлый татарин сноровисто — чувствовалась изрядная практика — ударил в левыйвисок начавшего оборачиваться, да так до конца и не обернувшегося Грушина.

Ничего не понимая, Эраст Петрович опрокинулстол, рванув из-за пазухи револьвер.

— Ни с места! — закричал он бешенымголосом. — Полиция!

Один из «деловых» сунул руку под стол, иФандорин тут же пальнул. Парень заорал, схватившись обеими руками за грудь,повалился на пол и забился в судорогах. Остальные замерли.

— Кто шевельнется — пристрелю!

Эраст Петрович быстро водил дулом — то на«деловых», то на трактирщика, — а сам лихорадочно прикидывал, хватит ли наних на всех пуль и что делать дальше. Врача, врача нужно! Хотя удары гирей былитак сильны, что врач вряд ли понадобится… Он окинул взглядом зал. С тыла стена,с флангов вроде бы тоже порядок: слепой как сидел, так и сидит, только вертитголовой да хлопает своими жуткими бельмами; девка от выстрела проснулась,подняла смазливое, но испитое личико. Глаза черные, блестящие — видно, цыганка.

— Тебе, сволочь — первую пулю! —крикнул Фандорин татарину. — Я суда ждать не буду, я тебя прямо сейчас…

Он не договорил, потому что цыганка бесшумно,как кошка, приподнялась и ударила его бутылкой по затылку. Впрочем, ЭрастПетрович этого не видел. Для него просто наступила чернота — внезапно и безовсяких причин.

В себя Эраст Петрович приходил постепенно,чувства оживали по очереди. Первым включилось обоняние. Пахло кислятиной, пыльюи порохом. Потом воскресло осязание — щека почувствовала шероховатую деревяннуюповерхность, запястья саднили. Во рту солонило — не иначе как от крови.Последними вернулись слух и зрение, а вместе с ними, наконец, заработалрассудок.

Фандорин понял, что лежит на полу лицом вниз,руки скручены за спиной. Приоткрыв один глаз, коллежский асессор увиделзаплеванный пол, шмыгнувшего в сторону рыжего таракана и несколько пар сапог.Одни были щегольские, хромовые, с серебряными оковками по носку и что-то ужочень маленькие, будто на подростка. Чуть дальше, за сапогами, Эраст Петровичувидел такое, что разом все вспомнил: прямо на него смотрел мертвый глазКсаверия Феофилактовича. Пристав тоже лежал на полу, и лицо было недовольное,даже сердитое, словно желающее сказать: «Ну уж это совершенная ерундовинавышла». Рядом виднелся залитый кровью черноволосый затылок Масы. Эраст Петровичзажмурился. Хотелось снова уйти в черноту, чтоб ничего больше не видеть и неслышать, но резкие, мучительно отдававшиеся в мозгу голоса не позволили.

— …Ну, Абдул — голован! — говорилодин, возбужденный, с сифилитической гнусавостью. — Как этот по фенезаботал, я уж думал не тот, а Абдул как хрясь гирей-то!

Неспешный голос с татарским проглатываниемокончаний пробасил:

— Как ж не тот, дурь твоя башка! Сказан жбыло — который с косоглазым китаезом, того и бей.

— Дык этот не китаеза, а киргизец.

— Сам ты киргизец! Мног у нас тут поХитровке косоглазых-то ходит? А и ошибся бы — невелик беда. Скинули бы в рек,да дел с концом.

— Фиска-то какова, — заговорилтретий голос, вроде бы искательный, но с истеричной ноткой. — Кабы не она,дедок этот нас всех порешил. А ты, Миша, говорил, их двое будет, а, Миш? А их,Миш, вишь, трое. И Ломтя вон продырявили. Кончается Ломоть-то, Миш. Всювнутреннюю он ему пулей прожег.

Услышав имя «Миша», Фандорин окончательнопередумал уходить в черноту. Болел ушибленный затылок, но Эраст Петровичотогнал боль, загнал ее в пустоту, в ту самую черноту, откуда недавно вынырнул.Не до боли сейчас было.

— Тебя бы, Фиска, кнутом по роже, чтоб непила, — вяло, с развальцей, произнес фальцет. — Но заради такогослучая прощаю. Ловко легаша одарила.

Подошли два алых сафьяновых сапожка, всталинапротив хромовых.

— Можно и по роже, Мишенька, —певуче пропел хрипловатый женский голос. — Только не гони. Третий деньтебя, соколика, не видела. Истосковалася вся. Приходи нынче, поласкаю.

— После поласкаемся. — Щегольскиесапожки сделали шаг и приблизились к Фандорину. — А покамест поглядим, чтоза жук такой припожаловал. Вертани-ка его, Шуха. Ишь, глазом высверкивает.

Эраста Петровича перевернули на спину.

Вот он каков, Миша Маленький. Ростом цыганкечуть выше плеча, а против «деловых» и вовсе недомерок. Лицо тонкое, дерганое,уголок рта подрагивает. Нехорошие глаза, будто не человек, а рыба смотрит. Но вцелом, пожалуй, красавчик. Волосы поделены пробором ровнехонько пополам, наконцах курчавятся. Неприятная деталь: черные усики точь-в-точь как у самогоЭраста Петровича, и подкручены точно так же. Фандорин немедленно дал себезарок, что усы фиксатуарить больше никогда не станет. Тут же подумалось: абольше, пожалуй, и не придется.

В одной руке бандитский король держал«герсталь», в другой — стилет, который Фандорин носил у лодыжки. Выходит,обыскивали.

— Ну и кто ж ты такой будешь? —спросил сквозь зубы Миша Маленький. Если смотреть снизу, он казался вовсе немаленьким, а совсем напротив — прямо Гулливером. — С какой части? СМясницкой, что ль? Верно, оттуда. Все мои гонители там собрались, вампирыненасытные.

Эраст Петрович, во-первых, удивился«гонителям» и «вампирам», а во-вторых сделал себе на будущее пометочку, что вМясницкой части, кажется, взяток не берут. Полезная информация. Если, конечно,доведется воспользоваться.

— Почему вас трое пришло? — задалМиша не вполне понятный вопрос. — Или ты один, а те сами по себе?

Был соблазн кивнуть, но Фандорин решил, чтоправильнее промолчать. Посмотреть, что дальше будет.

Дальше было скверно. Коротко размахнувшись,Миша ударил лежащего ногой в пах. Эраст Петрович видел замах и успелподготовиться. Представил, что с размаху прыгает в прорубь. Ледяной водойобожгло так, что по сравнению с этим удар кованым сапогом показался сущимпустяком. Фандорин даже не охнул.

— Крепок старый, — подивилсяМиша. — Видать, придется повозиться. Ну да ничего, так оно дажеантиресней, да и время имеется. Киньте его, ребята, покамест в погреб. Закусимчем бог послал, а тама и покуражимся. Распалюся-разыграюся, а Фиска меня послеохолонит.