Потерявшиеся в мирах - Валентина Ульянова

— Лучше тебе уйти, — с тихой угрозой в лицемерно ласковом голосе прошептала она, — вы объявлены вне закона, сюда уже приходили за вами, и ещё придут. Если я вас укрою, накажут и меня и Горкуна. Ты же этого не хочешь, девочка? Сами натворили дел — самим надо и отвечать.

Ася онемела. Что же им делать теперь, в чужом и враждебном городе, как выручать Сергея?! Дверь перед ней закрылась, а девочка всё стояла, растерянно глядя на её железные крепкие петли.

— Не имеет смысла проситься в дом, где тебя могут предать, — тихо сказал ей Глеб, схвативший всё на лету.

«Наверное, он всё-таки действительно гений, — грустно подумала Ася, — если бы он ещё и про нечисть всё так же быстро понял, — не пропадать бы нам здесь…»

— Но попросить плащ у неё надо: ты слишком выделяешься, — подумав, добавил аспирант, критически оглядев Асю. — Тогда мы сможем смешаться с толпой, а там — посмотрим.

И он снова тихонько постучал дверным кольцом по кованой петле.

На этот раз дверь открылась сразу и настежь. За ней стоял взъерошенный, грозный Горкун.

— Быстро входите! — прошептал он так сердито и властно, что друзья не замедлили послушаться.

Он закрыл за ними дверь на все замки и запоры. Потом повернулся к ним:

— Я слышал ваш разговор, случайно вошёл, когда она вас гнала, — заявил он, хмурясь, — не беспокойтесь, я ей велел молчать, — и она будет молчать! — он говорил таким тоном, что Ася не усомнилась: Ядига будет молчать. Купец возмущённо тряхнул рыжими кудрями и уже более мирно предложил: — Пойдёмте наверх, оттуда видна вся площадь. А пока тщание не началось, расскажите-ка мне, что там случилось у вас!

В тесной каморке Сергея они едва поместились втроём, но Асе сейчас так было даже спокойней: рядом были друзья. В окно светила зловещая полная луна. Горкун задёрнул занавеску, и сразу стало уютней. Глеб и Ася сели на кровать, Горкун — на единственный табурет. Ася поняла, что рассказывать придётся ей. И она, глотая слёзы, торопясь, дрожа и сбиваясь, рассказала всё: и об отобранном кольце тревоги, и о комнате колдуньи, и о тайном ходе, и о страшной мистерии и гибели Дружка, и о том, как летела к ним Зита, чтобы убить, и о том, как колдуны отвели Сергею глаза, притворившись князем и стражем, и схватили его, и о собственном позорном бегстве, — и под конец, не выдержав, разрыдалась. Мужчины слушали её молча. Глеб хмурился, тёр пальцами лоб, иногда покачивал головой, словно с чем-то не соглашаясь. Горкун тяжело, не отрываясь, смотрел на Асю, и всё больше мрачнел. Потом заговорил, как бы сам с собой:

— Поплачь, голубка… станет полегче… Как я ошибался! Думал, немножко неправды ничего не изменит, ведь в остальном я останусь самим собой… А зло — точно плесень, дай немножечко места — и скоро расползётся повсюду… всё разрушит, всё съест… Как соблазнительно в моём деле слегка схитрить, взять лишку, подсунуть товар с изъяном, устроиться словно дома в чужой стране… Боги разрешают! И вот я остался с кровожадными богами-убийцами и женщиной, готовой предать на гибель детей, сам перед всеми — предатель и лжец! — он жестом отчаяния запустил обе руки в рыжую шевелюру. Глеб и Ася испуганно притихли. Горкун поднял на них искажённое болью лицо и сказал: — Клянусь вам, я не хотел, чтобы случилось так! И ведь Игнис предупреждал, удерживал меня, не случайно же мерк при мне Живой огонь! Но даже самое маленькое зло, найдя место в душе, ослепляет её, я понял теперь… Я виноват! Обещаю вам сделать всё, чтобы спасти Сергея! Всё, что только может сделать человек! Пусть лучше я умру вместо вас!

Он задул свечу, подошёл к окну и резко отдёрнул занавеску. На площади начиналось тщание. Горкун отворил окно, чтобы лучше всё слышать. Ася встала за его спиной. И услышала тихий голос подошедшего сзади Глеба:

— Что я натворил!

— Что я натворил! — воскликнул Сергей.

Он сидел в глубоком сухом колодце, в полной тьме. Эш и какой-то настоящий охранник спустили его сюда на верёвке за связанные руки, как спускают ведро, и потом верёвку тоже бросили вниз. И ушли, унеся факел с собой. Правда, Эш его связывал второпях, и узел ему удалось развязать, хотя запястья теперь саднило: наверно, он содрал-таки кожу. Но это было совершенно не важно. Главное было то, что из колодца выбраться было невозможно. Сергей давно ощупал все стены и убедился, что камни подогнаны один к одному, гладко и крепко. Зацепиться было решительно не за что. Выбившись из сил, мальчик сел на каменный пол, обхватив руками колени, и закрыл глаза, так невыносим ему показался непроницаемый мрак каменного мешка. И тогда мысли чёрным вихрем поднялись в его голове.

Он вдруг понял, что из них троих колдунам удалось заморочить только его одного. Сначала это показалось ему случайностью. Потом он вспомнил, как Глеб заворожено шёл навстречу гизлу, пока Ася не окропила его святой водой. Может быть, именно поэтому Зите уже не удалось навести на аспиранта морок? — подумал Сергей, и сейчас же понял, что так оно и было. Благодать защитила Глеба. И Асю? Сергей даже фыркнул, горько смеясь над собой. Конечно, благодать защищала Асю, ведь она не удаляется от Бога! Она причащалась всего несколько дней назад, строго соблюдает пост, не смотря на труды пути и соблазны, молится всей душой, не так, как он! Она живёт по-настоящему! А он, Сергей, сколько раз он за эти дни променял Бога на вкусный кусок, на сладкий сон?! Он хоть чем-нибудь поступился, чтобы доказать свою преданность Ему? Лицемер, обжора и лежебока! Да он подчинил себя неправде задолго до того, как это сделала Зита! Мальчик давно уже смотрел во тьму расширенными глазами, увидевшими столько, сколько он не увидел бы при свете даже самого яркого дня.

— Это я виноват во всём! — в ужасе прошептал Сергей. — И ведь Ася предупреждала меня, уговаривала… А я не поверил, что не готов, самонадеянный дурак! И вот… сижу здесь, как наживка… для поимки моих друзей… Эшу нужны любящие сердца для жертв! — он содрогнулся. — Если все мы погибнем, в этом будет только моя вина! Что я наделал!

Он схватился руками за голову и начал раскачиваться из стороны в сторону… Однако не такой был у Сергея характер, чтобы предаваться отчаянию. Он должен был всё исправить! Но как?! Вылезти не получается. Кричать — бессмысленно и даже опасно, неизвестно, кто услышит… Только одна надежда оставалась ему: на Того, Кто может помочь всегда. На Бога. Но он был перед Ним так виноват!

«Что я натворил! — Сергею казалось, что мысли его громче крика. Он встал на колени, едва смея молиться от чувства вины. — Господи! Прости меня! Я кругом виноват, но Ты — прости меня, помоги! Ведь все погибнут! Господи… помилуй!» — из глубины души выговорил он самое главное слово.

Он вспомнил, как однажды ему помогла молитва, и стал вспоминать стихи из псалмов, которым его тогда научила Ася. Иные из них потрясли его тем, что в них говорилось как будто прямо о нём, точно до единого слова, и как же легко оказалось молиться ими! И он стал повторять, словно протягивая цепочку слов между собою и Тем, на Кого теперь была единственная надежда: