Черный риелтор, или Квадратные метры жулья - Михаил Болле

— Елена Павловна, вы не могли бы припомнить из ваших разговоров с так называемым Павлом…

— Почему так называемым? — быстро перебила женщина.

— Потому что другим женщинам этот мошенник представлялся иначе, — мягко пояснил следователь. — Так вот, не рассказывал ли он вам о том, где любит проводить время? И вообще, были у него какие-нибудь увлечения или пристрастия?

— Вы знаете, я только сейчас, спустя уже столько времени, полностью осознала, каким он был мерзавцем и какой я была дурой…

— Поясните.

— Вот, например, у него наколка на плече точно моряка, а он знаете, что мне сказал, когда я про нее спросила?

— Что? — вдруг резко спросил Василий, обратив на себя внимание потерпевшей.

— Это, говорит, я для крутизны сделал. Хотя сам никакой не моряк и вообще в армии даже не служил. Наверное, врал все? Как вы думаете? — спросила у Егорова женщина.

— Не то слово, — упрекнул доверчивую Грачеву Егоров и продолжил рассуждать: — Но самое неприятное, что вы ему верили. Представьте себе, что в этот момент он охмуряет очередную жертву, какую-нибудь мать-одиночку, и через какое-то время она придет сюда и займет ваше место.

— За что больше всего обидно — это бабушкины дореволюционные драгоценности, которые Паша украл перед уходом. Они ей достались от ее старшей сестры еще до войны. Она сберегла их в самые трудные времена, а вот я… Как вы думаете, их еще можно найти?

— Думаю, это вполне реально. Нам бы только гаденыша заловить, а уж здесь-то он нам все сам выложит, куда что подевал. Кстати, вы не знаете приблизительную стоимость украденного? — приготовился писать Александр Сергеевич.

— Сейчас сказать сложно, потому что я сама вещи не оценивала. Но вот мама моя говорила, что еще в советские времена бабушка показывала их знакомому ювелиру. Это было еще в семидесятые годы, и тот сказал, что они все вместе тысяч на сорок рублей точно тянули. А сейчас я и не знаю.

Александр Сергеевич посмотрел на Василия, и тот, жмурясь, высказался:

— По нынешним временам… Короче, считай, сейчас они в баксах тысяч на пятьдесят точно потянут.

— Ну а кроме этого вам больше ничего на ум не приходит? — продолжал допытываться следователь. — Раз уж он вспоминал свое детство, то, может, говорил, в какой школе учился или в каком институте?

— В какой школе точно не говорил, а вот про институт я просто не помню. Вроде бы он называл какой-то, но я этому не придала тогда значения, поэтому сейчас и вспомнить не могу. А так мы с ним в театры разные ходили, на выставки, но чтобы у него любимые были места — этого он не рассказывал. Извините, а здесь у вас можно курить?

— Да, конечно. Вот пепельница, — сказал Егоров и пододвинул стеклянную пепельницу к потерпевшей.

Мадам Грачева достала из сумочки «Яву», порылась снова, но, так и не найдя зажигалки, обратилась сразу к обоим следователям:

— Извините, а огонька у вас не найдется?

— Минутку, — ответил Василий. Затем спрыгнул с подоконника, подошел к своему столу и взял борсетку. «Молния» была расстегнутой, поэтому все содержимое: ключи, документы, зажигалка, таблетки и фотографии — мгновенно оказалось на полу, непосредственно рядом с ножками стула, на котором сидела Грачева.

— Вот черт! — ругнулся Василий и присел на корточки, чтобы поднять свои вещи.

Елена машинально посмотрела вниз на рассыпанные предметы и неожиданно изменилась в лице. Она резко схватила Василия за руку и закричала:

— Стойте! Стойте!

— Что такое? — удивился Василий.

— Глазам своим не верю! — продолжала кричать Грачева. Елена резко наклонилась и схватила одну из фотографий. Она поднесла ее к глазам и стала внимательно рассматривать.

Василий встал с корточек и удивленно посмотрел на Егорова, который тоже не мог объяснить действий посетительницы. А она передала фотографию Александру Сергеевичу и возбужденно затараторила с явным вызовом в голосе:

— Это же Паша! Вот он с вами здесь сфотографирован… Он, получается, один из вас! Получается, что вы его знаете?

Егоров посмотрел на фото и тоже изменился в лице. Сначала его щеки побледнели, а потом сразу же побагровели.

— А ты уверена?! Ты уверена, что это он? — набросился на Грачеву Вася.

— Да как же не уверена? Да я его в любом виде признаю! — переходя на истерический крик, возмущалась Грачева. — Я его теперь всю свою жизнь помнить буду! А вот то, что он один из вас оказался, это просто обалдеть можно! Где он сейчас? Говорите, где он сейчас?

Егоров поднял налившиеся кровью глаза на Василия и, ничего не говоря, ударил кулаком по столу, а Василий, перекрывая вопли Елены, накинулся на нее:

— Да хватит тебе орать! Мы сами не знаем, кто это такой!

— Что-о-о-о? Не знаете, кто это такой? Да что вы мне плетете здесь, а? Вы что, дружка своего прикрываете? Теперь мне все понятно. Теперь понятно, почему вы спрашивали, сколько бабушкины драгоценности сейчас стоят. Чтобы не продешевить? Да? — тряслась от возмущения женщина.

— Ты успокоишься или нет? Чего ты разоралась тут? Говорю тебе, мы не знаем его! — стоял на своем Вася.

— Елена Павловна, а вы все-таки точно уверены, — кладя фото перед собой, попытался нейтрализовать накаленную ситуацию Егоров, — что на этой фотографии изображен мак-мачо?

— Да какой еще мак-мачо к чертовой матери? Это же Павел! Говорю вам, Павел! Я в себе не сомневаюсь ни секунды! А вот то, что вы мне здесь спектакль разыгрываете, это уже странно! Очень странно!

— Ты успокоишься или тебя успокоить? — строго поинтересовался Василий, приходя на помощь своему шефу.

Елена Павловна, испуганная его внушительно бандитской внешностью и суровым тоном, сразу замолчала. А следователь с надеждой посмотрел на своего помощника:

— Ты номер его машины запомнил?

— Откуда? Я помню только, что регион наш, московский. А номер нет, не помню.

— Но ведь ты же сзади нас полчаса ехал! Неужели ни одной цифры в твоей башке не отложилось?! — не сдержался Егоров.

— Да нет же, Сергеич, ничего не помню, хоть застрели! — в отчаянии закричал Василий.

В этот момент Елена Павловна вдруг выхватила фото из-под носа у следователя и засунула ее в сумочку, а Александр Сергеевич удивленно посмотрел на женщину и спросил:

— Вы что? Елена Павловна, эта фотография теперь является уликой! Положите ее обратно на стол немедленно!

— Вот уж нет! Я с этой фотографией на Петровку поеду. Прямо сейчас!

— Никуда ты не поедешь, — вступился Василий, — пока мы тебя сами не отпустим! Крутая нашлась! Променяла свою квартиру и бабкины побрякушки на молодой член, а мы теперь должны бегать и искать! Она еще и на Петровку поедет! Обойдешься!