Удивительные истории о любви - Андрей Гуртовенко

теперь заглянем в хранилище, где находятся пациенты, уже поставленные на паузу, – Елена Анатольевна сделала приглашающий жест в сторону дверей.

Все встали одновременно, задвигались стулья. Мы дождались, когда все вышли в холл, и двинулись к выходу последними – жена боялась толпы и всегда держалась подальше.

Группу, человек пятьдесят, завели в небольшую комнату с торчащими по периметру вешалками с висящими на них белыми халатами. Мы накинули их поверх одежды. Потом спустились в подвал и, попетляв по извилистому лабиринту, вошли в тускло освещенный зал, в котором стояло несколько сияющих металлических баков выше нашего роста. Под затейливой крышкой каждого бака, в самом верху, лепился синий логотип CryoRussia.

– В одном таком дьюаре помещаются четыре цельнотельных пациента и шесть нейропациентов, – сказала Елена Анатольевна, указывая на баки.

– Цель-но-тель-ных, – шепнула жена на ухо и рассмеялась, уткнувшись лицом мне в плечо.

Экскурсовод строго посмотрела в нашу сторону.

– Что значит нейропациент? – спросил я.

– Значит, сохраняется только мозг, – отчеканила Елена Анатольевна. – Это стоит несколько дешевле, но и перспективы на оживление, сами понимаете… – Она многозначительно посмотрела нам в глаза.

Блестящие дьюары стояли рядами. Экскурсовод отражалась в сияющих баках, и группа – размытое пятно у нее за спиной. Мы с женой немного в стороне – белое пятнышко.

– Сколько людей вы уже заморозили? – спросили из группы.

– В настоящее время на паузу поставлен сто двадцать один пациент, – ответила Елена Анатольевна. – Сорок – цельнотельных, шестьдесят пять – нейропациентов.

Группа поскрипела мозгами.

– А остальные? – спросил другой голос.

Экскурсовод замялась.

– Это… ммм… животные. Некоторые из наших пациентов – животные.

Все удивленно молчали.

– Так что, можно заморозить кошку?

– Конечно! И кошку, и собаку. У нас есть даже мозг шиншиллы.

Раздались смешки.

– Боже, зачем оживлять шиншиллу? – спросила жена вслух.

Елена Анатольевна пожала плечами:

– Некоторые привязываются к животным не меньше, чем к людям.

Нам показали хранилище, и как оно защищено. Показали, как заливают жидкий азот в дьюары. Показали приспособление с миллионом шлангов, предназначенное для удаления крови из тела пациента. Показали баночку с жидкостью, которую вливают в мертвое тело вместо крови. Рассказали, что для хранения не требуется электричества и что содержание криопациентов достаточно дешево и по карману любому человеку со средним достатком, – на этих словах экскурсовод цепко посмотрела на тех, кого выбрала себе в жертвы.

Потом мы поднялись в холл, сняли халаты, и началась часть экскурсии, где группе надлежало задавать вопросы, а Елене Анатольевне – отвечать на них. И когда все обычные, логичные вопросы были заданы и ответ на них получен, и только старик со всклокоченными сальными волосами и бородой до пояса выкрикивал несвязные фразы про кару небесную и отступников, Елена Анатольевна сказала, что экскурсия окончена и если среди присутствующих есть кто-то, кто хочет более детально обсудить свою криоконсервацию, пусть проследуют за ней.

И мы, и еще несколько человек проследовали за ней в небольшую переговорную комнату с овальным столом, на котором были в беспорядке разбросаны буклеты и стоял такой же, как в лекционном зале, человеческий мозг на подставке. Буклеты кричали: «Билет в мир будущего», «Плюс один шанс от крионики», «Заморожен сотый пациент, кто следующий?».

Пришел менеджер по продажам.

Нам рассказали, сколько стоит криоконсервация цельнотельного пациента (жена опять хрюкнула, услышав «цельнотельного») и если замораживать только мозги. Была еще куча услуг, которые налеплялись сверху, увеличивая финальную стоимость, как при покупке авиабилетов, если не отжать все галочки. За двоих выходило многовато, мы отговаривались, сказав, что придем через месяц, но менеджер по продажам держался за свои проценты. Он предложил заключить договор на одного цельнотельного пациента и одного мозга, а потом, когда будут деньги, внести изменения. Жена не выдержала и начала громко смеяться. Договоры мы подписали.

– Давай будешь цельнотельным, – сказала она. – А я оставлю только мозг.

– Почему не наоборот? – не понял я.

– Отпечатаю себя заново на принтере, когда проснемся. Нос, скулы подправлю. Ну и ноги, шею, рост.

– Ясно, – ответил я.

Осталось решить несколько вопросов. Будем ли брать браслет, который сигнализирует в компанию о смерти. Будем ли оплачивать доставку тела или парамедика к месту смерти. В общем, сотня мелочей, которая отвечала за качество тела при заморозке.

Тогда никто не говорил о бессмертии, ничего такого. В трех криокомпаниях в мире была заморожена тысяча человек. Друзья крутили пальцем у виска. Говорили, что лучше бы мы съездили в кругосветку. Или купили квартиру. Или машину. Или завели ребенка.

Но мы ржали и фантазировали, как будем ездить наперегонки на тележках с ментальным управлением.

– Я – банка с мозгами на колесиках! – Она прыгала на нашей скрипучей кровати в квартирке на Парнасе, из окна – вид на новостройки. – Я врезаюсь в тебя, вжжжжж! – И она бросалась с размаху мне на руки, и я никогда не успевал подхватить ее, а если и подхватывал, то не удерживал, и мы падали на пол, и соседка снизу колотила по батарее.

Нам было по двадцать пять, поэтому разговоры про заморозку казались смешными. Два года назад она сбила меня на пешеходном переходе. Был первый снег, я шел к метро от работы. На перекрестке Виленского и Восстания шагнул на переход и увидел скулящую тормозами маленькую синюю машинку. Она скользила прямо на меня, девушка за рулем махала руками, я не сообразил отпрыгнуть, и, свалившись на капот, глухо стукнулся о лобовое стекло, потом скатился на дорогу. Машина остановилась прямо у меня перед носом, я перевалился на спину и в падающих с неба снежных хлопьях возникло ее озабоченное лицо. Она встала коленями мне на грудь и от души шлепала по щекам:

– Вы живой?

Потом затащила меня в машину и усадила рядом с собой. Мы поехали в ближайшую Мариинскую больницу и долго сидели в очереди к травматологу. Так мы познакомились.

А еще три года спустя мы ехали в Выборг на выходные. На той же синенькой машинке, она за рулем, как всегда. Она рассказывала, как на работе откуда-то узнали, что после смерти ее мозг заморозят, и как над ней смеялись, и вдруг замерла. Вцепилась в руль и тяжело дышала, голова опускалась ниже и ниже. Я звал ее по имени, она не отвечала. Я перехватил руль – мы выехали на встречку, и ее голова опустилась мне на плечо, а руки упали на колени. И от того, как безвольно они упали ладонями вверх, мое сердце почти остановилось. Я бросил руль, машину болтало вправо-влево, а я кричал, не переставал звать ее по имени, понимая, что уже все, все, сейчас все