Сад нашей памяти - Мэри Эллен Тейлор

Либби взглянула на часы. Оставалось еще два часа до назначенного времени. И все ж таки Вудмонт по-прежнему являлся работающей фермой, и все там должны были рано вставать.

Перелив недопитый кофе в дорожную кружку-непроливайку, Либби прихватила свои фотокамеры и попутное к ним снаряжение и сложила все на заднем сиденье машины. Уже выезжая из города, она попыталась прикинуть сценарий того, что она скажет Элайне и Коултону, когда заявится почти на два часа раньше.

Сворачивая между кирпичными столбами на долгую подъездную дорогу, Либби решила, что столь ранний свой приезд следует объяснить утренним освещением. Для фотографий, мол, это будет наиболее удачная, самая чистая подсветка, которая лучше всего позволит запечатлеть многогранный купол оранжереи.

Она припарковалась на идущей вокруг особняка дороге, выбралась из машины и достала с заднего сиденья камеры и фотовспышку. Повесив на шею обе камеры, Либби, на ходу пощелкивая фотовспышкой, направилась тем же путем, по которому ее накануне возили Коултон и Элайна. Густо покрытые листвой деревья заслоняли еще льющийся с неба лунный свет, делая трудноразличимым узкий, заросший проселок.

Пробираясь по этой темной дороге, Либби рассчитывала в уме, спустя сколько времени ее найдут, если она вдруг где-нибудь упадет и вырубится. Если ее тело останется лежать на грунтовке – то, наверное, в считаные часы. А вот если скатится в канаву – то значительно позднее. Проделав эти вычисления, Либби стала держаться поближе к середине дороги, понимая, что так у спасателей будет куда больше шансов ее найти, вызвать «Скорую» и отправить в центр неотложной помощи в Шарлоттсвилле.

И все же, влекомая любопытством к загадочной оранжерее, Либби наконец отбросила страхи и решительнее последовала за лучом своего фонарика. Темная дорога заметно сужалась, спускаясь все ниже к реке. Раскисшая после давешнего ливня земля налипала к впечатывавшим глубокие следы кроссовкам, пачкая их по бокам.

– Вот же черт…

Утренний воздух был уже довольно теплым, и к тому времени, когда Либби завидела впереди стеклянную конструкцию, ее футболка успела вымокнуть от пота. На горизонте показалось солнце, испуская по сторонам полосы золотого и оранжевого света.

Пригнувшись, она прошла в открытую дверь оранжереи и двинулась в самый ее центр. Сразу же окутанная густой влажностью, Либби выключила фотовспышку и сунула ее в задний карман. Она сделала несколько снимков стеклянного купола, однако с первого же взгляда в видоискатель поняла, что свет еще не тот. Опытные фотографы всегда понимают, что, ловя нужный момент, не стоит торопиться и, чтобы его запечатлеть, необходимы терпение и быстрота реакции.

Секунды успели перерасти в минуты, когда солнце наконец с робкой неспешностью показалось над восточным горизонтом. Первые лучи света были просто великолепными.

Либби перешла к фонтану и подняла камеру над головой, направляя объектив к куполу. Сделала пару снимков, посмотрела на экранчике, что получилось. Верный момент приближался. Где-то тихо капала вода, шуршала какая-то живность, одна из стеклянных панелей легонько дребезжала на ветру.

Тут в сгустившемся воздухе ей показалось, что позади нее кто-то стоит. Либби обернулась, ожидая увидеть Коултона или Элайну и уже готовясь пробормотать какие-то объяснения насчет удачного времени и подсветки.

Однако позади никого не было. Лишь шелест ветра в кронах деревьев, вызвавший в ней странное, потустороннее чувство.

– Не глупи! – шепотом одернула она себя.

И в этот момент – словно на величественной сцене раздвинулся занавес – солнце оторвалось от горизонта и торжественно вышло на небосвод. Его оранжевые и желтые лучи, коснувшись купола оранжереи, распались на радужное разноцветье. Внутренне сосредоточившись, Либби подняла фотокамеру, чувствуя, что вот-вот настанет нужный миг.

Она щелкала снимки один за другим, каждый раз торопливо заглядывая в видоискатель, пока на купол падали первые лучи солнца. Когда она наконец опустила камеру, то от переполнявшего ее возбуждения слегка даже перехватывало дыхание. Удовлетворенная тем, что поймала сейчас нечто совершенно особенное, Либби порадовалась, что так успешно преодолела нелегкое начало дня.

В какой-то момент солнце высветило то стекло, где было нацарапано имя «Сэйди». Подойдя ближе, Либби провела пальцами по шершавым буквам.

– Сэйди, это вы бродите здесь?

Разумеется, она не ожидала получить какой-либо ответ, однако когда через мгновение на дереве хрустнула и упала на землю ветка, Либби приняла это за «да» и поспешила наружу.

Под утренним солнцем подниматься по холму и возвращаться к своей машине было уже намного проще. Впереди – в последнем и самом большом из коттеджей – светилось окно. Либби уже знала, что Коултон с сыновьями живут на территории поместья, а поскольку других семей здесь не имелось, то это, вероятно, и был его дом. Охваченная любопытством, Либби пошла к его коттеджу, мало заботясь о том, как это будет выглядеть, когда Коултон ее там увидит.

Когда она уже приблизилась к его дому, парадная дверь неожиданно открылась, и на крыльцо вышел Коултон. Он поглядел на рассветное небо, причем лицо его было напряженным и настороженным, как будто он ощутил на доверенной ему территории некое постороннее присутствие. Наконец его взгляд остановился на Либби.

– С добрым утром, – быстро сказала она. Ее голос, все еще хрипловатый со сна, прозвучал скрипуче, и Либби поспешно прочистила горло.

– Как-то ты рано сегодня, Либби, – отозвался Коултон.

– Мне хотелось увидеть оранжерею на рассвете.

– Зачем?

– Из-за особенного освещения. В этот час в нем всегда есть нечто волшебное.

Мысль о том, чтобы подняться ни свет ни заря ради чего-то волшебного, похоже, позабавила Коултона.

– Волшебное? – переспросил он.

– Да, совершенно невероятное. Это, скажу я, потрясающее сооружение! И я понимаю, почему Элайне так хочется его сохранить.

– А у меня этот час – любимое время дня, – произнес Коултон. – Наслаждаюсь недолгим уединением. Этаким затишьем перед бурей.

– Убеждена, что эти два явления взаимосвязаны.

Коултон усмехнулся.

– Если хочешь, я только что сварил кофе. Мальчишки еще полчаса поспят, так что бедлама не будет, обещаю.

Либби шагнула к нему ближе, вновь ощущая внутреннюю дрожь от возбуждения.

– От твоих мальчишек не такой уж и бедлам.

Коултон придержал дверь открытой, пока Либби поднималась по ступеням на крыльцо.

– Ну, стало быть, ты или туга на ухо, или святая.

Со столь близкого расстояния Либби разглядела, что волосы у Коултона еще влажны после душа, и почувствовала, как от его кожи пахнет мылом. И от смешения этих наблюдений внутри у нее словно разлилось тепло.

Дом оказался большим и просторным, но с очень лаконичной отделкой. В гостиной стояли потрепанный мягкий диван, массивное глубокое кресло и телевизор с широким экраном. На камине сохла, аккуратно выстроившись, детская обувка, на крючках у двери висели головные уборы, и по всей стене были развешаны фотографии мальчиков. Причем не было ни фотографий Коултона, ни их матери.