Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

вам уже через месяц снять любую квартиру в городе. Хотя бы тот же прекрасный флигель рядом с особняком начальника тюрьмы мистера Коллина.

— С каких это пор он стал начальником?

— Да, я сказала: «начальника»? Считайте, что оговорилась. Но и перед Согредом, и в «тюремном» правлении министерства внутренних дел слово замолвила за вас я. Это учитывается? — Мягко улыбнулась она и, поднявшись, направилась к стоявшей в этой же комнате широкой деревенской кровати. Присев на ее краешек, она поморщилась: скрип, который источало это матросское ложе, способен был поразить любое воображение.

— Надеюсь, что сей ужасный скрип — грехи ваших предшественников, и что в вашу бытность до меня здесь не побывала ни одна женщина.

Отставной моряк смотрел на восседавшую в его постели девицу, как на оголяющуюся Мадонну. Уж чего он никак не ожидал от Эллин Грей, так это откровенного заигрывания и еще более откровенной сексуальной провокации.

— До вас — ни одна. Но мне хотелось бы говорить не о постели.

— Знаю, вас донимают муки совести. Вы не способны ответить себе на вопрос, насколько ваша морская прогулка до островка согласуется с законами нашего Богом сотворенного Фриленда.

— А почему меня не должно это волновать? Я не собираюсь становиться клиентом моего преемника на должности палача «Рейдер-Форта».

— Если вы будете продолжать в том же духе, мне придется заподозрить вас в трусости. Это унизительно, Адмирал, — кажется, так называл вас Эвард? Кстати, он рассказал мне, что встретился на «Страннике морей» с моряком, поведавшем ему о поселке Последнее Пристанище. Я почему-то сразу догадалась, что речь идет о вас. Так вот, Адмирал-палач, голос ее стал резким и повелительным. — Вам придется перевезти на островок известного писателя Грюна Эварда. Писателя Грюна Эварда, вы поняли меня?! Которому взбрелось прокатиться ночью под парусом — что никому не возбраняется и за что он неплохо заплатил вам. Вот ответы на все возможные вопросы, которых вам, уверена, никто не собирается задавать.

— Кроме пограничников.

— В районе островка их катер появлялся в последний раз десять лет назад. Что засвидетельствовано морскими хрониками Фриленда.

«Откуда же они берутся, такие вот, отпетые, авантюристки?! — задался риторическим вопросом Кроушед. — Как Господь умудряется соединять в одних и тех же телесах неописуемую красоту и столь же неописуемую наглость?»

— Эварду действительно не мешало бы заплатить за мою бессонницу.

— Вы будете снимать флигель в усадьбе мистера Коллина, не платя ему в течение года ни цента. Такая признательность вас устраивает?

Вместо ответа Кроушед недоверчиво хмыкнул. Плата его, конечно же устраивала. Правда, она была подозрительно щедрой. Но, по крайней мере, мафия, — а Кроушед уже не сомневался, что Эллин конечно же связана с мафией, — не собирается убирать его. Он ей еще пригодится. Если не в роли моряка, то уж в роли палача точно. Палач — единственная профессия — можно даже сказать, единственный вид человеческой деятельности, — которая все еще в цене.

— Итак, в течение года я могу…

— Занимать весь двухэтажный флигель Коллина.

— Любопытно было узнать об этом.

— Вы узнаете еще немало любопытного, Адмирал, это я вам гарантирую. А что касается Эварда, то все остается в силе: вы отвезете его на остров Ричмонд. В миле от острова заглушите мотор и подойдете под парусом или на веслах. Как вам будет удобнее. Ваше дело — высадить его на Пиратской косе.

— Вы удивительно хорошо знаете окрестности Рейдера, Ричмонда и вообще все прибрежье.

— Это последнее, что вы обязаны сделать, Адмирал: высадить его на косе, — еще жестче повторила Эллин. — Дальше им займется один местный рыбак, который и переправит его на материк. Теперь-то вам все ясно?

— Абсолютно, молитвы святого Пантелеймона.

Эллин сбросила туфли и, пятясь, заползла на ложе Кроушеда. Теперь она лежала поперек кровати: ноги ее были оголены; груди, прикрытые плетеными узорами кофты, топорщились, словно головки младенцев.

«Неужели отдается мне?! — все еще не верил своему мужскому везению Адмирал. — Чушь! Стоит двинуться в ее сторону, как она завопит, бросится к двери и станет обвинять в попытке изнасиловать ее. — Все же он поднялся из-за стола и, выпрямившись во весь свой огромный рост, попытался расправить основательно увядшие плечи. — Не рви якоря! Сейчас ей нужен мужик. Любой. Обычная бесстыжесть изголодавшейся самки».

— Так вы решились на эту прогулку? — будто бы подстегнула его Эллин. — Я могу рассчитывать на вас?

— Пожалуй, решусь, — с лихостью кабачного драчуна заявил Кроушед, выходя на середину комнаты. — Он понял, что Грей имеет в виду его готовность выйти в море, но понимал и то, что в словах ее скрыт еще один, более коварный, смысл.

Он ринулся к Эллин с твердым намерением взять ее так, как не раз брал — стоя, где-нибудь в темном закутке, под пьяную руку — портовых девок.

— Единственное условие! — выбросила Грей над собой, словно белый флаг, зажатый между пальцами презерватив. — Учитывая вашу слишком уж бурную и неразборчивую половую жизнь. Все остальное — как вам заблагорассудится.

— Это и есть то единственное условие, которое я способен сейчас принять, мэм, — высокомерно согласился Адмирал-палач.

— В сонном бреду не могло прибредиться, — томно простонала девушка несколько минут спустя, — что когда-нибудь окажусь в одной постели с палачом.

— Ну и как? — хищно оскалился Кроушед. В эти минуты он готов был прощать ей любые оскорбления, унижения, шалости…

— Не в моих правилах хвалить мужчин. Однако на этот раз я бы не отказала себе даже в такой слабости, Адмирал.

— Почему ты согласилась… со мной. У тебя ведь «под юбкой» множество интеллигентных мужчин.

— Вот именно, Адмирал, интеллигентных, которые мне основательно осточертели. Захотелось изведать чего-то такого, сексуально грубого, кабацкого…

30

Выйдя из обители палача, Эллин направилась к руинам маяка. Чуть замешкавшись, Кроушед вышел вслед за ней и принялся сопровождать. Никак не отреагировав на его появление, Эллин продолжала идти, делая вид, что его попросту не существует. Тропа пролегала по краю поросшего терновником оврага, и свет луны тускло отливался в кремнистых уступах, выводивших ее на склон огромного, пирамидального холма. Едва ощутимый ветерок, прорывавшийся сюда из океана, охлаждал разогретые за день камни, и от них исходил теплый дух пещерного уюта, остывших кострищ и заморских странствий.

О том, что только что произошло в коттедже Адмирала, Эллин старалась не вспоминать. Ей нравился этот остров. Нравилось смертоубийственное завихрение авантюры, разворачивавшейся по ее воле.

Хладнокровие, с которым Грей развивала свой дьявольский план событий, основывалось на почти полном отсутствии страха перед возможным провалом и ужасом наказания; отсутствием инстинкта элементарного самосохранения, которого она, в силу каких-то странных особенностей своей психики, почти лишилась.