Разговоры с таксистами о жизни и устройстве Вселенной - Чарльз Кокелл

И все же есть по крайней мере одно измерение, в котором мы и инопланетяне, вероятно, могли бы общаться: наука. Это, пожалуй, наш общий знаменатель. Рискуя прослыть древним философом, защищающим разделение человека и животного на основании нашего разума, я собираюсь сделать именно это или что-то в этом роде. Способность заниматься наукой – это сила именно человеческого мозга. Я не буду пытаться объяснять это через нейробиологию или же вовлекать вас в дискуссию о том, кардинально ли мы отличаемся от шимпанзе и вообще все ли существа находятся в некотором континууме познания, причем люди немного более развиты, чем шимпанзе, но мы не разнимся с нашими родственниками-приматами. Я просто хочу заметить, что люди строят космические телескопы и, попивая чай, обсуждают гипотезы происхождения Вселенной. И если вы не Гэри Ларсон[45] и не проводите большую часть времени в своем воображаемом мире, то, вероятно, согласитесь, что коровы и обезьяны подобными вещами не занимаются. В этом и состоит громадная разница, я бы сказал – вселенская.

Но какое отношение способность человеческого разума заниматься наукой имеет к нашей способности общаться с инопланетянами? Чтобы это понять, нам нужно разобраться, что подразумевается под словом «наука», которое столь часто используется неправильно и слишком вольно. Итак, давайте начнем с наблюдения, возможно, неожиданного, что науки как таковой не существует. Вы часто слышите, как люди говорят, что «наука показала…» или «наука не в состоянии объяснить…». В контексте неформальной беседы в этих высказываниях нет ничего вопиющего. Тем не менее они в корне неправильные, так как представляют науку как некую совокупность авторитетных знаний, тогда как на самом деле наука – это метод. Метод является научным в той мере, в какой он включает в себя сбор данных из экспериментов или наблюдений, а затем на основе этих данных следует построение картины того, как работает природа. Эта картина может быть неточной или противоречивой, но тем не менее процесс ее создания был научным. И когда у вас есть картина, вы можете использовать вдохновленные ею идеи, которые позволяют строить гипотезы, основанные на ваших доказательствах. Эти гипотезы сами по себе могут быть проверены с помощью наблюдений и экспериментов, и так далее, по мере того как вы расширяете свой каталог информации.

Стоит кратко рассмотреть, как работает этот процесс. Допустим, я взял яблоко и апельсин, чтобы изучить их свойства. В момент бурного творчества я предполагаю, что существуют фрукты, представляющие собой смесь яблок и апельсинов – наполовину яблоко, наполовину апельсин. Назовем такой фрукт яблосином. Теперь у меня есть гипотеза, и я могу проверить ее, изучив множество фруктов в разных садах в поисках загадочного яблосина. В конце процесса я либо приму, либо отклоню свою гипотезу, либо найду образец яблосина, доказывающий его существование, либо столкнусь с подозрительным отсутствием этого плода. Возможно, это не докажет стопроцентную невероятность яблосинов, но их отсутствие во всех доступных садах должно по крайней мере навести меня на мысль, что они необычайно редки. И до тех пор, пока не появятся какие-либо противоречащие этому доказательства, у меня будут веские основания полагать, что яблосинов не существует.

Железобетонный принцип этого упражнения, которому неукоснительно следуют хорошие ученые, состоит в том, что вы должны игнорировать свои желания и предубеждения и принимать только то, что говорят вам данные, особенно если какая-либо информация окончательно опровергает ваши идеи. Возможно, вам очень хочется стать первооткрывателем яблосина, со всей славой и прочей мишурой, которые принесет эта находка. Но если вы не находили такой объект, то обязаны отвергнуть свою гипотезу. Запрещено притворяться, что когда-то в далеком саду вы видели яблосин, но, к несчастью, так вышло, что он погиб. Также недопустимо подделывать яблосины на собственной кухне с помощью умелого использования овощечистки или других ухищрений. Даже если вы уже тысячу лет верите в существование яблосина и окружены миллиардом людей, которые страстно вас в этом поддерживают, – раз данные свидетельствуют об обратном, вы должны отказаться от этой идеи.

Это и есть наука, в двух словах. Не очень сложно, но потребовалось поразительно много времени, чтобы внедрить этот простой процесс в человеческий разум. Тысячелетия суеверий и религиозных догм породили иные способы понимания природы. Структура Вселенной пряталась в чайных листьях или могла быть предсказана внутренностями курицы. Наиболее распространенным во все времена был (и остается до сих пор) аргумент авторитета: все так, как оно есть, потому что кто-то важный сказал мне это. Современному уму кажется удивительным, что никто, казалось, не подумал: «Что за вздор! Интересно, как все устроено на самом деле? Почему бы мне не узнать самому?» Но задним умом все крепки. И на самом деле у многих людей возникали подозрения, некоторые даже пытались что-то предпринять. Но, конечно, в большинстве мест и большую часть времени не существовало лабораторий и точных измерительных инструментов, да и рассчитывать на поддержку старшего поколения не приходилось. В конце концов в Европе случилось множество открытий, но на протяжении веков континент дремал. Лишь в XVII веке там возникли академии наук, а такие светила, как Фрэнсис Бэкон и Галилео Галилей, заложили основу научного метода, каким мы его знаем сегодня.

Я уверен, что, когда дело дойдет до научного метода, мы с инопланетянами сможем понять друг друга, то есть я убежден, что инопланетяне, как и мы, используют науку для изучения Вселенной. Откуда такая уверенность? Ведь часто говорят, что наука не единственный способ познания природы вещей и нельзя отмахиваться от иных средств. Но хотя это утверждение верно и имеет привлекательный риторический резонанс, оно скорее упускает основной момент, заключающийся в том, что именно научный метод исключительно полезен для расширения наших знаний о Вселенной. Никто не спорит, что можно использовать и другие методы: вы действительно можете проконсультироваться с куриными потрохами, или заглянуть на дно чайника или обратиться к члену какого-нибудь особого культа. Но тогда стоит задать себе вопрос: насколько надежны эти способы? Принесут ли они вам точное знание? Сможете ли вы это знание использовать для постоянных проверок своих гипотез, пока это не приведет к чему-либо полезному? Другими словами, смогут ли куриные потроха или всезнающие старейшины сообщить нечто такое, что поможет составлять проверяемые прогнозы? Если нет, то на самом деле вы не узнали ничего о физических функциях Вселенной каким-либо систематическим образом.

Это лишь еще один способ сказать, что наука, в отличие от чайных листьев и почтенных старцев, представляет собой процесс, а не источник потенциально ложной мудрости. И у этого процесса есть определенные условия. Во-первых, необходимо действительно провести научное наблюдение за изучаемым феноменом. Если наша цель