Причуды богов - Елена Арсеньева

При этих словах Юлия с робкой надеждойоглянулась на Ванду. Замок! Уж наверное, чистые простыни и ванна там есть. Аотпираться от ненужных расспросов они научились весьма виртуозно. Что же медлитВанда? Почему на лице ее такое сомнение?

– Этот Жалекачский, – спросила онаосторожно, – пан добрый?

Легкая судорога прошла по лицу крестьянина:

– Эге ж, добрый пан. А чего ж? Пан – он пан иесть.

– Проезжалых он жалует или с порога отправляет? –допытывалась Ванда.

– Не, гостей он любит! – оживилсякрестьянин. – А пани его – того больше.

– А, так он женат! – успокоенно вздохнулаВанда.

– Да уж какой раз! – не без тонкостиусмехнулся крестьянин, и Ванда опять озабоченно свела брови:

– Сколько, говоришь, до его замка? Три версты?А до корчмы, ежели возвращаться назад? Не более одной или двух с половиною?Нет, уж лучше мы назад поедем, правда, Юлишка?

Юлия разочарованно вздохнула. Она слишком худочувствовала себя, чтобы спорить. Конечно, лучше еще час терпеть тряскую пытку,чем два, а то и больше. Поэтому она покорно принялась заворачивать коня, однакотут же стон, исторгнутый крестьянином, заставил ее оторопеть:

– Христе, помилуй! Пречистая, помилуй! Дайумереть!

Взор крестьянина был с отчаянием устремлен надорогу, и девушки с испугом оглянулись, ожидая увидеть военный отряд или, какмалость, десяток вооруженных чем попало разбойников: в те поры множествообездоленных войною людей скиталось по дорогам, обирая и убивая беззащитныхпроезжих, – и были немало изумлены, разглядев одинокого всадника.

– Но он один! – воскликнула Ванда. –К тому же явно шляхтич, а не русский! Чего ты всполошился?

– Шляхтич! – горестно обронилкрестьянин. – А что проку в том нам, бедным полякам, литвинам, белорусам?Шляхта называет нас быдлом, а русские хотя бы относились к нам как к живымлюдям!

Сердце Юлии так и рванулось к невзрачномумужичонке. Она потянулась схватить его заскорузлую лапу, потрясти сблагодарностью, но он сего не заметил: глядел с тоской на дорогу, повторяя:

– Борони Боже! Да ведь это никак пан Фелюс…Ну, пропала моя голова!

Всадник приблизился, и его тощая кляча свидимым удовольствием остановилась. Кунтуш [39], судя по виду, принадлежал ещепрадеду невзрачного господина, который снял побитую дождем шапку перед дамами,обнажив полысевшую голову с прилипшими к ней жалкими кустиками волос, и отвесилнекое подобие поклона:

– Мое почтение, наипенкнейшие [40] паненки! Добрый путь!

Юлия едва сдержалась, чтоб не прыснуть, однакоВанда величаво выпрямилась в седле:

– Добрый путь и вам, вельможный пан.

Шляхтич сладко улыбнулся ей, но глаза его свожделением были устремлены на крестьянина, испуганно тискавшего шапку в руках.

– Это ты, холоп! – выкрикнул всадник, и вголосе его было спесивое пренебрежение ко всякому, не облеченному шляхетскимзванием. – Как смеешь ты отравлять воздух рядом с дамами своим зловоннымдухом?

– Да мы сами его остановили дорогуспросить! – заикнулась было возмущенная Юлия, но крестьянину ни к чемубыло ее заступничество: он с радостью схватился за свой мешок, явно намереваясьпоскорее отправиться восвояси. Да не тут-то было: шляхтич будто невзначайпоиграл нагайкой и лукаво спросил:

– А что это у тебя, холоп, в мешке?

Крестьянин медленно распрямился:

– Да так, пан… пустой мешок-то!

– Пусто-ой?! – удивился пан Фелюс. –Что ж, ты его воздухом надул, что он такой пузатый?! И, гляжу, тяжелый! Может,в нем каменюки, не то земля с полей пана Жалекачского?

И расхохотался, петушась в седле, красуясьперед девушками и призывая их посмеяться вместе с ним над глупым холопом, скоторым пан Фелюс играл, будто кот с мышью. Но путешественницы смотрели накрестьянина с жалостью, уже не сомневаясь, что последует затем. И они необманулись – как с первой минуты не обманывался в своих предчувствиях и сейгоремыка: пан Фелюс велел развязать мешок и с завистью воззрился на изрядныйокорок и узел с зерном, заботливо обернутый дерюгою.

– Да ты богаче пана, холоп, как я погляжу!Продавать везешь? Но ведь ярмарка уже кончилась. Гляди, мясо протухнет,выбрасывать придется!

– Нет, не продавать! – испуганновоскликнул мужик. – Пан Бог исцелил мою Анелю, вот я и дал обетпожертвовать всем каплицам на три версты в округе по доброму куску мяса. Теперьвезу.

Шляхтич расхохотался:

– Каплицам? Полно врать! Что, пан Бог будетжрать твой окорок? Ксендзам везешь!

С этим нельзя было не согласиться, и Юлия сновой жалостью оглядела мужика. У самого такой вид, будто отродясь не елдосыта, а везет этакий кусище мяса невесть куда. Это ж надо – по окороку всемкаплицам в округе! Небось всю свою скотину порезал. Лучше бы кормилвыздоровевшую жену, чем отдавать это мясо и без того сытым ксендзам! Пан Фелюсдело говорит. Может быть, заставит этого бедолагу воротиться домой со своимсверхщедрым приношением?

Но эта надежда вмиг растаяла, как снежинка наладони, ибо пан Фелюс одним ловким движением выдернул из мешка и окорок, идерюжку и, завернув мясо, опустил в торбу, висевшую на боку его коня:

– Вот так-то будет лучше!

Стон крестьянина «Паничку!..» и возмущенныеженские голоса нимало его не озадачили. Выразительно поглядев на девиц, панФелюс нахлобучил шапчонку на мокрую лысину и пояснил:

– В имении пана Жалекачского тоже есть каплица.Этот добрый кус я отвезу туда, так что угодная Господу жертва будетпринесена! – И, устремив ехидный взор на исполненное отчаяния лицокрестьянина, с деланной серьезностью добавил: – А в свидетели я готов взять нетолько пана Бога, но и этих двух вельможных паненок, которым и предлагаюсопровождение до замка пана Жалекачского, где они найдут отменноегостеприимство и достойную компанию.

– Ой, нет! – испуганно пискнулаЮлия. – Больно далеко!

– Мы устали, добрый пан, – попыталасьулыбнуться Ванда, – и предпочли бы повернуть к корчме.

Шляхтич взглянул на нее пристальнее – и вдругосенил себя крестным знамением.