Ласковый ветер Босфора - Ольга Покровская

– Эртан, что случилось? – негромко окликнула Катя, входя в гримерную и прикрывая за собой дверь.

Он вздрогнул, видимо, глубоко погрузившись в свои мысли, не слышал, что она вошла. Катя не видела его лица, лишь поникшие плечи и напряженную шею с трогательно выступающим позвонком.

– Может быть, он был прав? – выговорил Эртан, не оборачиваясь, словно продолжая какой-то диалог с собой. – Азазелло… Может быть, истинно свободными можно стать только после смерти? Только тогда мы сможем по-настоящему быть собой?

Он приподнял голову, и Катя увидела в зеркале его измученные, больные глаза.

– Эртан, не пугай меня… – через силу выговорила она, шагнула ближе и, протянув руку, коснулась мягких каштановых прядей у него на затылке.

– Без всех этих душащих нас обязательств, связей, ограничений, условностей, – продолжал Озтюрк, словно бы не слыша ее. – Как это он говорил? «Разве для того, чтобы считать себя живым, нужно непременно сидеть в подвале, имея на себе рубашку и больничные кальсоны? Это смешно!»

– Перестань же! – с испугом выговорила Катя.

Обошла Эртана так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, приподняла его голову за подбородок и заставила взглянуть на себя.

– Не нужно говорить о смерти. Вспомни, ведь Мастер завершил свой роман. А ты… ты свой земной труд еще не закончил. У тебя еще столько всего впереди, – наклонившись, она коснулась губами Эртанова лба, глубоко вдыхая его удивительный запах, тот сандаловый дурман, что когда-то вскружил ей голову на балу у Мустафы, горячо зашептала ему в волосы: – Ты молод, Эртан. И невероятно талантлив. Мир еще даже не видел того, на что ты способен на сцене. По-настоящему ты только начинаешь свой путь…

– А помнишь, как на той первой репетиции у меня сломался наушник? – сказал вдруг Эртан, тряхнул головой и рассмеялся, легко, весело, в который раз поражая Катю тем, как мгновенно сменялось у него настроение. – За кулисами музыки не было слышно, и я никак не мог выйти на нужный такт. Ты еще так рассердилась тогда, решила, что я нарочно тебя довожу.

И Катя, выпрямившись, тоже засмеялась с облегчением. Эртан поймал в воздухе ее руку, прижал ее к губам и прошептал:

– Прости… Что-то меня пробрало сегодня. Тяжело бывает выходить из роли, возвращаться в реальность.

Он вскочил на ноги – плавным стремительным движением, как умел только он, – и, уже снова энергичный, полный жизни, добавил:

– Меня вечером пригласила на ужин сестра. Поедешь со мной? Я так давно мечтал вас познакомить…

И Катя, так и не решившись сообщить ему о скором отъезде, радуясь, что его странное настроение отступило, и не желая терять ни минуты, что еще можно было провести вместе, кивнула:

– Конечно, поеду.

Дом у сестры Эртана Небахат, располагавшийся в районе Бакыркой, оказался красивый, но совсем не похожий на уже знакомое Кате родовое гнездо, где выросли все младшие Озтюрки. Все здесь было отделано по последнему слову дизайнерской мысли – высокие потолки, хромированные колонны, много стекла, света и воздуха.

Сама Небахат, моложавая женщина чуть за сорок, одетая в неброские, но определенно очень дорогие вещи явно не турецкого происхождения, красивая какой-то спокойной, зрелой, благодушной и уверенной в себе красотой, встретила Катю очень тепло.

– Здравствуйте! – сказала она по-английски, встречая гостей в просторной прихожей. – Вы, значит, та самая русская режиссер, давшая Эртану возможность сыграть роль, о которой он мечтал с детства? Он столько о вас рассказывал, я так рада, что нам наконец-то удалось познакомиться.

Сам Эртан, едва войдя в дом, тут же обнял сестру, заговорил с ней по-турецки, кажется, назвал каким-то смешным «домашним» именем.

– Benim minik kedim, – удалось разобрать Кате. – Моя маленькая кошечка.

За последние недели она научилась уже немного понимать по-турецки, но глубоко вникнуть в смысл их беседы, конечно, не могла. Однако же с первого взгляда видно было, что брата и сестру связывают отношения самые нежные и доверительные. Эртан явно шутил, как-то мило подначивал сестру. Та же, смеясь, в шутку замахивалась на младшего братца. Эртан комично отпрыгивал, прикрывал руками голову – мол, только не бей, сестрица!

Катя, которая росла единственным ребенком в семье, наблюдала за ними с удовольствием и какой-то легкой завистью. Что-то подобное она чувствовала и когда Эртан тем вечером привез ее в дом, где прошло его детство. Перед глазами вставала чужая счастливая жизнь, жизнь, наполненная заботой, любовью, тесными семейными узами, жизнь, которой у нее никогда не было и не будет…

Словно почувствовав ее переменившееся настроение, Небахат, очевидно обладавшая такой же тонкой интуицией, как и ее брат, снова заговорила по-английски, позвала дорогих гостей к столу. Тут же откуда-то из задних комнат прибежали племянники Эртана, мальчик лет восьми, бойкий, живой, подвижный, и девочка лет шести, зеленоглазая, с длинными курчавыми волосами, обещающая в будущем стать настоящей красавицей.

– Амча Эртан! Амча Эртан! – радостно выкрикивали они.

– А это еще кто? – с притворным гневом прорычал Эртан. – Кто такие? Небахат, к тебе в дом разбойники забрались? Вот я их сейчас!

Эртан, скорчив самую свирепую гримасу, принялся гоняться за хохочущими племянниками. А Небахат, глядя на них с умилением, проговорила, обращаясь к Кате:

– Вы извините, они сейчас успокоятся. Просто очень любят Эртана, и он в них прямо души не чает.

Катя и сама уже это поняла, наблюдая, с каким искренним азартом Эртан играет с детьми. Внутри отчего-то снова болезненно кольнуло. И опять вспомнился тот сон, в котором Эртан – теперь уже не было никаких сомнений, что это именно его тогда увидела Катя, – Эртан вместе с поразительно красивым мальчишкой, словно сошедшим с одного из полотен Рафаэля херувимом, возились на пристани, заводя пришвартованный возле нее катер.

– Эртан, Фахрие, Вурал, а ну-ка хватит! – прикрикнула Небахат, безуспешно пытаясь выдержать суровый тон. – Успокаивайтесь! Из-за вас, негодники, мне гостью голодом морить приходится. Давайте-ка быстро ужинать!

Муж Небахат, успешный турецкий бизнесмен, как оказалось, сейчас отсутствовал, был в деловой поездке. И за стол они сели впятером – Эртан, Катя, хозяйка дома и двое ее детей. Катя за последние недели успела уже немного привыкнуть к разнообразным турецким яствам. Но ужин в доме Небахат поражал не столько количеством невероятно вкусных блюд, сколько тем, с какой любовью, с какой душой были приготовлены все эти угощения. Катя, сама не особенно хорошая хозяйка, не могла бы точно сказать, в чем это выражалось – в сервировке ли или в каких-то особенностях самих закусок, которые Небахат с помощью молчаливой домработницы-грузинки расставила на столе перед тем, как подать мясо. Но отчего-то сразу становилось ясно, что готовили все эти угощения очень старательно, для самых родных, самых близких людей. Наверное, в этом Небахат была похожа на их с Эртаном мать…