Никто не заплачет - Полина Дашкова

А потом искала его, но неизвестные беспощадные злодеизапрятали его в казенный дом. Теперь она плачет ночами и думает о нем. Онапостоянно о нем думает. Когда-нибудь они встретятся и сразу узнают друг друга.

Он поймал себя на том, что становится похож на других, насобратьев-сирот. Они придумывают себе сладкие сказки про своих красивыхнесчастных мам и умудряются верить. На мгновение ему даже стало жаль, что он,как другие, не может утешиться этой чушью.

Неужели он начал ломаться? Неужели он хочет стать как они?Быть похожим на этих жалких ублюдков? Растекаться липким киселем, стать слабым,тупым?

Слезы высохли. Он никогда больше не заплачет.

Из-за кого плакать? О ком жалеть? О суке, которая бросилаего, маленького и беспомощного? Мир состоит из таких вот сук и сволочей.Ненавидеть, топтать, уничтожать, стать сильным и беспощадным… Как его,маленького, не пожалели, так и он не станет никого жалеть. Он вырастет большими умным, он им всем покажет.

Лишь к одному человеку не было ненависти, к дяде Захару. Нои настоящей привязанности пока не возникало. Коля не пускал ничего теплого,живого в свою леденеющую душу. Боялся обломаться. Вдруг этот добрый дядя тожебудет любить маленького Сквозняка «только часок»?

– Это не лето, это какая-то ядерная зима, – говорила ТаняСоковнина, сидя на Верочкиной кухне в своей серой замшевой куртке, поверхкоторой была накинута еще и огромная вязаная шаль Вериной мамы.

– Лето не началось, только конец мая, – Верочка налила чаюТане и себе, а нам с тобой все равно до августа в Москве сидеть. Ты же непоедешь на дачу диссертацию дописывать. Когда холодно, не так обидно, что летопропадает.

– Ну не знаю, – вздохнула Таня, – я в таком холоде не то чтоработать, жить не могу. Сижу целыми днями за компьютером в трех свитерах, каккапуста. Горячую воду отключили до июля, даже в ванной не погреешься. Кстати, увас есть горячая вода?

– Нет, у нас тоже отключила

– Ну вот, – вздохнула Таня, – а я так надеялась у тебяпомыться по-человечески. Надоело из ковшика поливаться. Чувствую себя немытой,как бомж. Вообще, Веруша, все отвратительно. Дом превратился в свинарник, денегнет, как говорит моя мудрая свекровь, у нас в доме все течет, но ничего неменяется. Ни одного исправного крана, ни одной целой табуретки. А я пишудиссертацию…

– Так ведь краны и табуретки – это мужское дело, – заметилаВера, – ты тут ни при чем. Пусть Никита чинит.

– Ты представляешь моего Никиту с отверткой в руках? – Таняусмехнулась. На самом деле это чушь собачья. Просто у меня депрессия,творческий кризис. Знаешь, меня эти английские овцы доконали.

– Какие овцы? – не поняла Вера.

– Те самые, из пробирки, – Таня резко встала и заходила покухне с сигаретой в руке, – овцы-двойники.

– А, это которых из донорских клеток выращивали, – вспомнилаВера. – О них ведь совсем недавно по телевизору говорили, в газетах писали какоб открытии, которое перевернет мир.

– Мир обычно переворачивает не наука с ее гениальнымиоткрытиями, а древняя человеческая глупость, которая норовит из каждогооткрытия соорудить людоедский топорик. – Таня загасила сигарету и тут жезакурила следующую. – Я десять лет изучаю ДНК. Чем больше знаю, тем меньшепонимаю. Каждый добросовестный ученый рано или поздно утыкается мордой в чудо,в Божий замысел. Но не у каждого хватает мужества в этом самому себепризнаться.

– А я слышала, какой-то известный фантаст выступал потелевизору и сказал, мол, если про искусственных овец объявляют спокойно всемумиру, значит, у них там, в Англии, уже подрастают искусственные мальчики,суперсолдаты, – заметила Вера.

– Лягушки подрастают, крысы… А мальчиков пока нет, славаБогу. Но скоро будут. Каждая семья сможет законсервировать клетку своегоребенка. Про запас, на всякий случай. Вдруг несчастье какое? А тут –пожалуйста! Берешь клетку и выращиваешь точную копию. И себя самого повторитьможно, если очень хочется, если сам себе так сильно нравишься. Можно мирзаполнить стадами одинаковых людей. А кто-то будет решать: вот этогопродублируем, он правильный человек, а того – не надо. Ересь это, такаяопасная, что и представить пока трудно. Повторить неповторимое! Отбирать лучшиеобразцы и штамповать людей… Ужас! Вот представляешь, второй Александр СергеевичПушкин. Интересно, будет он писать точно такие же стихи или другие?

– Мне кажется, – задумчиво произнесла Верочка, – он вообщестихов писать не сможет. Внешне, физиологически – да, это будет точная копия.Возможно, привычки, инстинкты повторятся. А вот стихи вряд ли.

– Правильно. Организм повторить можно. А душа? Значит, будутвыращивать организмы, будут повторять до бесконечности здоровых, сильных особейобоего пола. А скорее всего, расплодятся и придурки в немыслимых количествах.

– Почему?

– Да потому, что только придурок, самовлюбленный болванможет считать себя совершенством, достойным точного повторения. А вся моядиссертация – ересь.

– Но твоя диссертация ведь не об этом. – Вера встала ивключила остывший электрический чайник.

– Да об этом! Сейчас вся микробиология – об этом! Икибернетика, и физика… Ты видела по телевизору, какое было лицо у Каспарова,когда его компьютер в шахматы переиграл? Смоделировали разум мощнее, чем ушахматного гения. И гений плачет, как ребенок. Вся современная наука – суицидчеловеческого интеллекта. Даже не суицид, а самопожирание! Искусственный разум,искусственная клетка… Зачем? Господь Бог все уже создал, живое, натуральное,бесконечно разное, и лучше не придумаешь! Нет никакого научного прогресса, естьдвижение вспять, к людоедскому топору!

– Ну, уж ты загнула, – покала головой Верочка, – не все такстрашно. Нельзя же остановить научный прогресс.

– Вот когда пойдут строем с лазерными автоматами одинаковыебиопридурки, тогда он сам и остановится, научный прогресс, – проворчала Таня.

Она была взвинчена, щеки ее пылали. Верочке показалось, чтоза те две недели, пока она не видела свою школьную подругу, Таня похудела ещебольше.

В школе их называли «толстый и тонкий». Они дружили спервого класса и были диаметрально противоположны во всем. Таня, оченьхуденькая яркая брюнетка с огромными черными глазами на тонком, точеном лице,считалась самой красивой девочкой в классе. Она всегда была лидером, у нее былжесткий мужской характер, она вечно попадала во всякие конфликтные истории,пыталась дураку доказать, что он дурак, хотя знала, что это бесполезно иопасно. Если она бралась за какое-то дело, то всегда доводила его до конца,чего бы это ни стоило.