Замки - Ирина Леонидовна Фингерова

Родители половины одноклассников. Адам. Сережка. Я думала попросить их устроить Рине экскурсию, но испугалась, что они наговорят лишнего.

Наш город расположен у реки Южный Буг. Летом я часто сижу на склонах и смотрю на то, как в воде отражается небо. Я люблю синий цвет. Хотя на самом деле и вода, и небо – не синие. Но существует ли это «на самом деле», если мой мозг воспринимает цвет как синий? Макото Синкай вполне мог бы вдохновляться этими видами. В прошлом году я посмотрела «Пять сантиметров в секунду»[46] и поняла, что время сильнее любви. Я начала учить японский, даже кое-как могла писать хираганой[47]. Но потом папа сказал, что я никогда не поеду в Японию.

Это далеко и дорого.

И я перестала.

К тому же в Японии нет буквы «л». А я люблю бук-ву «л».

Нет гречки.

И секса тоже нет.

Хотя какое мне дело.

– Знаете, я читала статью. Япония лидирует по количеству асексуалов. Технологические удовольствия всё популярней. Веб-кам свидания, порно через VR-очки, аниме опять же.

– Я не верю в асексуальность, – сказала Рина, – просто вы – девственница.

– Это что, так очевидно? – Меня немного смутила её прямолинейность.

– Я не делаю культа из плоти. Ну, избавилась от полоски эпителия. Я осталась собой. Иногда я согласна за деньги.

– В смысле? – Я не могла взять в толк, шутит она или говорит серьёзно.

– В смысле я лучше потрачу пятнадцать минут и получу столько же, как если отработаю две смены кассиром. А потом почитаю. Или погуляю. Всё, что угодно. И деньги не надо у мамы брать.

– Но это же неуважение к себе…

– А вы ханжа, – сказала Рина.

Как я отношусь к своей девственности? Мне хотелось бы продать её подороже. Желательно после свадьбы. Но свадьба предполагает создание семьи. А я не верю в счастливые семьи. Нет, пожалуй, со свадьбой я загнула. Но тому, кто её получит, должно быть непросто. Чтоб ценил. К тому же…

Что может быть сексуальнее, чем отсутствие секса?

Я с ума схожу от невозможности прикоснуться к Моргану. От невозможности спросить «как дела» и не нарваться на злобное молчание. От невозможности стать ближе. Мы притягиваемся друг к другу, как две разнозаряженные частицы.

Но не можем существовать вместе.

Этот момент, когда я чувствую влияние неизвестной силы, когда есть надежда, что сейчас мы соединимся воедино, станем, наконец, целыми – это сексуально.

Потому что я знаю, что мы не соединимся. Никогда.

Потому что я знаю, что все рождаются с дырой внутри, и её ничем не заполнить. Разве что только на время. По статистике, минут на семь. Это если партнер молод и здоров.

Потому что дело не только в гениталиях или гормонах. Я чувствую себя максимально живой. Наполненной. Вечной. Но недолго. Потом – пустота.

Вот что бывает после того, как я выбиваю из себя глухие стоны, укрывшись жарким одеялом, – пустота.

Всё снова становится бессмысленным.

Но если я сдержусь, если потерплю до утра, если откажу себе в разрядке – это напряжение сделает свет ярче.

Я с ума схожу от невозможности прикоснуться к тебе, Морган.

Я непривлекательная. Я нескладная, высокая, угловатая.

Но я знаю, что неопытность мне идёт.

Меня можно соблазнить.

Развратить.

Почувствовать, как я дрожу, как сильно бьется моё сердце, как твердеют соски на маленькой плоской груди. Как я борюсь со своими сомнениями. Как я хочу убежать, а мои ноги не слушаются.

Но это ведь работает только один раз.

Поэтому я хочу продать свою девственность подороже.

Что потом? Крючок сломан. Чем цеплять? Посещать курсы по развитию женственности, качать ягодицы и заниматься вумбилдингом?

Куда лучше ускользать. Отводить взгляд. Облизывать пересохшие губы.

Кроме того, я знаю, что для Моргана это важно.

Чтоб мы оба были чисты.

Так он говорит.

И смеется, конечно. Чтоб не показаться слишком пафосным. Но он говорит серьёзно.

– Морган поцеловал меня, – не знаю, зачем я рассказываю это Рине.

– Но это не вся история, – она прищурилась.

«Когда выбивают ковер, удары направлены не на ковер, а на пыль в нём».

Любимая фраза Моргана.

Мы встретились на детской площадке. Морган сказал, что я должна нести ответственность за свои поступки. С гордо поднятой головой. Быть голой. Либо признаться себе в том, что я не хочу быть свободной. И тогда не раздеваться на камеру.

В парке почти не было людей. Но все же были.

– Посмотрим, понравится ли тебе абсолютное подчинение. Делай, что говорю, и не спорь.

Морган извлек из рюкзака пакет и постелил на землю. Достал из кармана длинные спички.

– Опустись на колени.

Чирк.

Я стояла не шелохнувшись. Морган грубо схватил меня за плечи и потянул вниз. Я могла бы закричать, но мне было слишком любопытно, что будет дальше.

Я послушалась.

Вспомнилось упражнение по системе Станиславского, которое нам показывали в школе. Круги внимания. Сосредоточиться на своей парте. На своем ряду. На классной комнате. Это может быть зрительный круг, слуховой, какой угодно. В малом кругу – лишь я, в среднем – мой сосед, его мотивы, наше взаимодействие. В большом – еще двадцать одноклассников.

Малый круг мне всегда удавался лучше всего.

Спичка выхватывает из темноты ботинки Моргана. Я максимально сосредоточена. Черные мартинсы и ничего больше.

– Почисть мою обувь. И не смей поднимать глаз.

Я молча протянула руку вверх, чтоб Морган мог вложить туда все необходимое.

Складной нож. Губка. Крем. Перчаток не было.

Не произнося ни слова, я принялась отскабливать от подошвы приставшую грязь.

Чирк.

Ещё одна спичка.

В голове – абсолютная ясность. За спиной собачий лай. Наверное, на нас все смотрят. Ну и пусть. Малый круг внимания. Черные мартинсы Моргана. Я повторяла это себе как мантру. Где же он набрал столько грязи?

С левым ботинком покончено.

Ещё одна спичка. Теперь правый. К подошве прилипло несколько травинок. Я вглядывалась в потрескавшуюся кожу и думала о том, что ботинки Моргана знают его куда лучше, чем я…

О, боги, что это?!

Я почувствовала, как на голову что-то свалилось.

Холодное.

Скользкое.

И движущееся.

– Не смей поднимать глаз, – повторил Морган.

– Что там? Что там? Что там? – я запаниковала.

– Дождевые черви, – усмехнулся Морган.

И тогда я бросила в сторону чертов нож, опустилась на землю и разрыдалась. Я пыталась убрать этот ужас со своей головы, но было темно, неприятно, страшно. Они ползли по моим рукам, я откидывала их в сторону. Я подскочила на ноги, меня трясло, снова упала. Я уже не могла сдерживаться. Всегда есть этот момент, когда можно не выпустить истерику