Замки - Ирина Леонидовна Фингерова

наружу. Глубоко вздохнуть, переключить внимание… К черту! Это просто отвратительно! Так отвратительно!

– Ну тише-тише, – Морган меня обнял, – я пытаюсь помочь, – он гладил меня по волосам, – всем нужен диктатор, но не у всех хватает смелости это признать.

– Ты больной. Больной, – я все мотала головой, но мне казалось, что они до сих пор там. Заползли за шиворот. Мне казалось, что они повсюду. Фу, это омерзительно! Они ползут по моей коже, забиваются в ноздри… Надо успокоиться… Но я не могу успокоиться!

– Я никак не могу понять, что хорошо, а что плохо. Если бы Марта не была такой бесхребетной, мне бы жилось куда проще, – Морган уткнулся лицом в мое плечо, – но у тебя есть я.

А потом он прикоснулся своими губами к моим.

И ушел.

– Он всегда уходит, если его что-то задевает, – прокомментировала Рина.

К «Яме» подошли люди. По вечерам тут собиралась толпа. Мы отправились в сторону дома. Родители поехали на дачу к Валере, папиному другу. С ночевкой. Аня обещала зайти. Сестра Моргана наносит визит вежливости. Как мило.

Ужасно неприятная ситуация. Рина приехала к Моргану и надо же, какое совпадение, именно сейчас его нет в городе. Не удивлюсь, если он знал о том, что она приедет. Знал и все равно допустил это.

Рина живет в Тирасполе. Около 300 км. Не так уж далеко, если гулять по гугл карте, но куча пересадок и одна граница.

Я никогда не ездила сама даже в Николаев, хотя рейсовый автобус ходит каждые полчаса.

Один раз мы поехали в Николаев вместе с Морганом. Об этом никто не знает. Я прогуляла занятия в школе и уже к обеду вернулась домой. Мы списались утром и оказалось, что нам обоим страшно хотелось чизбургеров.

В «Макдональдсе» я чувствую себя как дома.

Я точно знаю, что меня ждет.

В туалете всегда есть туалетная бумага.

Я ем вкусную еду и мне плевать на всякие глутаматы натрия.

А если заказать картошку фри и мороженое – мне плевать и на то, что все жарится на одном и том же масле.

Моя мама ненавидит «Макдональдс» почти так же сильно, как стринги, от которых бывает цистит, и семечки с их коронным заворотом кишок.

«Макдональдс» никогда меня не разочаровывает. Не обманывает ожиданий. Не меняется. Из года в год я становлюсь больше, а Рональд Макдональд все такой же лихой и красно-желтый.

Не знаю, разделяет ли Морган мои чувства, или просто любит чизбургеры, но это была отличная прогулка.

А потом мы зашли в чей-то подъезд. На улице Садовой вроде. Морган выцарапал ржавым гвоздем на стене: «Адонис, я рядом. Твой М.»

Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, мне льстило, что Морган взял меня с собой. Я чувствовала, насколько это для него важно. С другой стороны, что ещё за Адонис, черт возьми? Он не участник форума. Откуда он взялся?

Мы гуляли по центральному проспекту, застроенному многоэтажками, и я впервые поняла, что в этих убогих панельных домах что-то есть. Что-то тягучее, темное, заставляющее выглядывать из окна, впускать свежий ночной воздух в комнату и писать стихи.

Почти осязаемая безнадежность и надежда на лучшее одновременно.

Может, все дело в крышах. Если повезет, там можно встретить рассвет с другом. Или закат.

Каждый раз, когда я оказываюсь на крыше, я представляю, как я падаю. Вижу свое распростертое тело. Пятно крови на асфальте. Драматично изломанные руки. И даже брови, если приблизить камеру. Иногда мне кажется, что вместо того, чтобы жить, я снимаю фильм о своей жизни. Настраиваю цвет, музыку, подбираю декорации, актерский состав. Сценарий к каждой серии не пишу, но точно знаю, о чем будет сезон.

Когда человек умирает, у него расслабляются все сфинктеры.

Это некрасиво.

Никто не станет снимать фильм, в котором главный герой сиганет с крыши, а после этого совершенно неэстетично обделается.

А даже если кто-то снимет такой фильм, на правах социальной рекламы, например, я не буду его смотреть. Никто не будет.

Морган говорит, что я пытаюсь закосить под наивную, а на самом деле гораздо циничней, чем он сам.

Как будто у меня слишком большой нос, чтоб на нем удержались розовые очки.

Большой и чувствительный.

Он чует правду и скидывает очки.

В общем, каждый раз, когда я оказываюсь на крыше, я представляю, что падаю. Не знаю почему. Может, я просто ненормальная? Может, для того, чтоб закат сильнее врезался в память. Может, мне хочется пощекотать себе нервы.

Но я знаю одно: я ни за что не прыгну. Я даже к краю не подойду, чтоб не поскользнуться. Я слишком люблю жизнь. К тому же обидно заканчивать то, что ещё не началось. А пока я не уеду из этого города, из этого дома – жизнь не начнется.

– Почему вы не уехали учиться в другой город? Та же Одесса близко.

– У нас хороший филфак, – Рина запнулась, – и дома сестра. Хочу, чтоб подросла. Хотя бы девять классов пускай закончит, потом, наверное, на курсы маникюра или парикмахера. Ей такое нравится.

– А ваша мама? – Я спросила быстрее, чем успела задуматься о тактичности вопроса.

– Она конченая, – Рина засмеялась и закурила.

На этот раз без мундштука. Видимо, эффект на меня уже произведен. Мы как раз подошли к моему дому.

– Она неадекватная, серьёзно. Работает в Avon, сетевой маркетинг, верит в уринотерапию, не верит в ВИЧ и считает, что тампоны – это тайное оружие Запада против нашей морали. Не вариант с ней оставлять сестру.

Мы поднялись ко мне. Я поставила чайник. Получилось зажечь плиту со второго раза. Спички отсырели, а электрической тыкалки я боюсь.

Достала из шкафчика упаковку чаю «Бесіда». Для любителей чефира. Одного пакетика хватает на несколько чашек, да ещё и потом остаются коричневые разводы внутри. Добавила три ложки сахара. Ломтик лимона.

Рина курила в открытое окно. Она сняла свитер и осталась в черной майке. Наверное, ей было холодно.

Зеленые волосы доходили до плеч и контрастировали с красными ягодами калины.

Я впервые заметила, что из моего окна открывается тоскливый вид на многоэтажки.

Но в сизой дымке, которую Рина создавала одним своим присутствием, город казался по-своему красивым.

Странно. Как будто это происходит не у меня дома. Мама почти никогда не открывала окно на кухне, включала вытяжку, если нужно было избавиться от запахов. Мама боялась сквозняков как огня. А огня не боялась. В молодости она спаслась из горящего дома. Вместе с черепашкой и двумя попугаями. По её рассказам, она действовала четко, быстро, не паниковала. Потом какое-то