Блокада в моей судьбе - Борис Тарасов

– Вот так и живем!

Одна из женщин сказала, обращаясь к остальным:

– Надо их переселять в более просторную квартиру.

– Мы возражать не будем, напротив, будем благодарны, если вы нам поможете в этом, – согласилась мама.

Но потом оказалось, что городскими властями было принято решение об участии жильцов в уборке прилегающих к домам территорий, и эта комиссия обходила дома для выяснения вопроса о наличии проживающих в них людей.

Перед нашим «детским садом» комиссия, естественно, такую задачу не поставила, попросила лишь, по возможности, убрать снег у входа в дом.

Меня очень удивило и обрадовало, что на уборку дворов вышло много людей, хотя все едва стояли на ногах от перенесенных испытаний и голода. Видимо, всем так хотелось расстаться с прошедшей, страшной зимой и уничтожить даже напоминание о ней. Но в наших окрестностях работали в основном военнослужащие.

После расчистки улиц общий фон жизни изменился в лучшую сторону. Теперь Ленинград уже не казался безлюдной пустыней, он вновь становился городом.

Это время запомнилось мне еще каким-то весенним духом возрождения. Кругом все начало таять. Как из-под земли появились исчезнувшие было совсем птицы.

В один из таких дней произошел случай, который крепко запал мне в душу. С утра я выполнил обычный свой круг обязанностей – истопил печку, сколол лед с окна, вынес из дома ведро с детскими отходами. Братья мои тоже повеселели.

Получив свою порцию незатейливой пищи и кружку горячего кипятка, они, каждый по своему, начали наслаждаться едой.

Мне, как обычно, предстояло идти в магазин за хлебом. Получив у мамы продовольственные карточки, я уже было начал одеваться, но вдруг мама окликнула меня:

– Боря, подожди! Я сейчас соберу Лору, оденусь, и мы пойдем вместе.

Она тщательно укутала Ларису в теплое одеяло, оделась сама, затем провела тщательный инструктаж брата Володи. Он оставался за старшего и должен был в наше отсутствие поддерживать порядок в комнате и согласие между младшими братьями. Наконец, мы вышли с мамой из нашего мрачного и закопченного жилища.

Видимо, по закону контраста то, что мы увидели и почувствовали, оказавшись вне дома, сильнейшим образом повлияло на наши души. Небо от края до края ярко голубело. Ни единое облачко не нарушало эту красоту. Воздух был чист и напоен запахом распускающихся почек. Было необычно тихо, как будто немцы тоже оказались во власти этой небесной благодати и не стреляли. Мы настолько были очарованы картиной пробуждающейся природы, что несколько минут постояли, впитывая в себя необычные ощущения.

Затем мама предложила мне пройти к видневшимся невдалеке железным садовым скамейкам и посидеть там. Было очень скользко, и мы осторожно, держась друг за друга, добрались до скамейки и уселись на нее.

Я полагал посидеть пару минут и бежать в магазин. Но все получись не так.

На фоне яркого солнечного дня, весеннего великолепия природы я впервые за всю зиму внимательно оглядел маму. Она была в зимнем драповом пальто коричневого цвета, с меховым воротником, в валенках с галошами, на голове – вязаный шерстяной платок. Все вроде бы ничего, но от постоянной копоти и гари в нашем жилище вся ее одежда имела бурый и неопрятный оттенок.

Я помнил мамино лицо милым и свежим, а сейчас увидел его худым, измученным и не по возрасту увядшим. Перед выходом из дома она, по старой привычке, успела несколькими быстрыми движениями подкрасить губы помадой, которая у неё сохранилась еще с довоенной поры и которую она тщательно берегла. Сейчас же, при солнечном свете, помада лишь оттенила болезненную сухость кожи лица и ее сероватый цвет. Лишь голубые глаза смотрели по-прежнему сосредоточенно и внимательно.

Немного посидели. Мама, качая на руках дочь, думала о чем-то своем. Я по выработанной уже привычке рвался бежать по делам, но она вновь попросила посидеть с ней еще немного. Я вдруг нутром почувствовал, что приближается нечто необычное. Мама, словно продолжая вслух начатую мысль, сказала:

– Ну, что же, Боря, кажется, зиму пережили. Сколько же людей погибло вокруг нас. Конечно, если бы не папа, не его помощь, нам бы тоже не жить.

Помолчав, продолжила:

– Я хочу сказать огромное спасибо тебе за все, что ты сделал хорошего для нашей семьи этой зимой. Не знаю, что бы я делала в такой обстановке без твоей помощи.

При последних словах она погладила меня по голове.

Вообще говоря, наша мама не была особенно щедра на проявления чувств. Имея такую большую семью, предметом ее забот обычно становился самый маленький, новорожденный ребенок. Остальные уже считались старшими и оставались как бы в тени ее любви. А прошедшая блокадная зима со всеми ее лишениями, беспощадной борьбой за каждый маленький кусочек жизни вообще задубила души людей, как взрослых, так и детей.

Поэтому слова мамы, столь необычные и теплые, и ее ласковый жест вызвали во мне неведомые ранее ощущения. Неожиданно, в животе у меня начал формироваться горячий ком и медленно подниматься вверх. Я еще не успел сообразить, что к чему, как при последних словах мамы из меня вдруг вырвался какой-то утробный стон, а вслед за этим я громко зарыдал. Слезы полились из глаз бурным потоком. Я пытался сдерживать их, но ничего не получалось, все мое маленькое и худое тело сотрясалось от рыданий.

Мама сначала очень испугалось, трясла меня за плечи и спрашивала:

– Что с тобой, что с тобой?

Но потом, видимо, поняв мое состояние, крепко прижала меня к себе и тихим голосом, медленно стала говорить:

– Поплачь, поплачь, сынок, это из тебя выходит тяжесть и муки этой зимы.

Когда я уже было начал успокаиваться, мама, уткнув лицо в сверток с дочерью, вдруг сама зарыдала навзрыд, во весь голос. Все ее тело сотрясали конвульсии. Она что-то приговаривала, но я не мог разобрать слов. Мне стало так ее жалко, что я вновь заплакал. Услышав наши дружные рыдания, заревела в своем свертке Лариса. Постепенно все успокоились. Как ни странно, я почувствовал некое облегчение. Мама носовым платком, смоченном в луже с талой водой, тщательно стерла с моего лица следы слез и пережитых волнений, затем привела в порядок себя. Немного еще посидели, и уже совсем другим голосом она сказала:

– Трудно представить, что нас ждет дальше. Единственная надежда и спасение – это помощь папы. Но если его пошлют на фронт, для нас все сразу изменится в худшую сторону. В этом случае нам придется взять огород. Будем выращивать овощи и кормиться ими. Ведь за эту зиму мы стали сильнее, правда? Ну, а теперь Боря, иди в магазин, а я еще посижу здесь.

Я быстро вскочил.

От моего резкого движения взлетели несколько галок, которые разгуливали рядом в ожидании подачки.

Не успел я сделать несколько шагов, как где-то вдалеке раздался звук артиллерийского выстрела, сразу напомнивший мне о реальной жизни, о войне.