Развод и девичья фамилия - Татьяна Устинова

Бедная секретарша Раиса сказала, что милиция спрашивала унее, кто находился в приемной, когда Костик ругался с Батуриным, и оказалось,что были эти трое. Неизвестно, о чем думал капитан, а Сергей Литвинов думал,что кто-то из них мог услышать, как Костик вечером собирается к Кире.

Сергей немного подумал и дописал еще Батурина и Раису – онитоже вполне могли слышать.

Мотивы, о которых он толковал обидчивому капитану, не давалипокоя ему самому. Что это могут быть за мотивы?

Страх? Деньги? Месть?

Сергей прибавил громкость приемнику, распевающему про“десант и спецназ”, и стал осторожно выбираться с асфальтового пятачка стоянкина забитую машинами Маросейку. Если так и дальше пойдет, он доберется доМалаховки часов через пять, в Париж слетать и то быстрее.

Значит, так.

Мотив первый – страх.

Константин Сергеевич Станиславов был главным редакторомполитического журнала, который то и дело разоблачал каких-то “нечистых на руку”чиновников, интригующих политиков, министров-взяточников и генералов, укравшихвсе бюджетные деньги, отпущенные на восстановление мирной жизни неизвестно где.

Восемь – или сколько там? – чемоданов компромата, обещанныеодним кристально честным депутатом трем сотням других кристально честныхдепутатов, все еще не были забыты. Могло быть так, что Костик пригрозил кому-торазоблачением, потребовал деньги за молчание, а ему решили не платить – зачеммертвому деньги?

Кажется, в прессе – в журнале “Старая площадь”, к примеру, –это называется “заказное политическое убийство”.

Сергей втиснул свою машину между двумя другими и, получивобязательный допинг в виде порции мата от водителей обеих потесненных им машин,с тоской посмотрел вперед. За углом желтого и длинного, как Китайская стена,дома безнадежная пробка, в которой он сидел, упиралась в безнадежную пробкуСадового кольца.

Невозможно ехать. Хоть плачь.

Заказное политическое убийство – да.

Два киллера в черных масках, темный подъезд, пистолеты сглушителями. Охранника убивают первым, хозяина вторым. Контрольный выстрел вголову – и непременная машина, поджидающая исполнителей заказа за углом.

Почему-то именно с этой машины у правоохранительных органовначинаются невиданные и мучительные сложности. Каждый раз отъезд киллеров назаранее приготовленной машине повергает “органы” в растерянность и шок.Введение в городе плана “Перехват” не дает никаких результатов – “ясный перец”,как сказал бы Тим.

Конечно, было бы намного лучше, если бы киллеры не уезжалина машине, а уходили пешком, предварительно намазав подошвы черной краской,чтобы следы были лучше видны, и служебно-розыскная собака особенно незатруднялась, но, насколько известно Сергею, ни один киллер пока не проявилподобного благородства.

Контрольного выстрела Костику не делали. Ему выстрелили всердце. Почему-то Сергей был уверен, что убийца подходил к нему, чтобы проверить,умер он или еще нет, и шевелил обмякшее тело носком ботинка и, может быть, даженаклонялся, чтобы посмотреть в стекленеющие, непонимающие страшные глаза.

У Костика не было охраны – он никого и ничего не боялся,даже ревнивых мужей, с которыми время от времени у него случались “неприятныестычки”. Однажды – еще до их развода – он пришел к Кире с подбитым глазом исочащимися кровью и сукровицей костяшками пальцев. Муж очередной пассииоказался энергичным, а слой цивилизации, покрывающий этого самого мужа,оказался слишком тонким. Кира хохотала, сердилась и заливала пальцы шефазеленкой, а Сергей злился и… завидовал – он никогда в жизни ни из-за кого, ни скем не дрался и очень сомневался, что вообще на это способен.

Бревно бесчувственное.

Если бы Костик угрожал кому-нибудь разоблачением через свойжурнал, Кира, скорее всего, об этом бы знала. Или он только собирался ейсказать и именно за этим приехал? О том, что он собирается к ней, зналинесколько человек в редакции – значит, кто-то из них? Значит, кому-то из нихКостик угрожал разоблачением?

Да нет. Это какая-то чушь.

От того, что солнце грело щеку, и еще оттого, что машинасовсем не ехала, Сергею очень хотелось спать. Прошлую ночь он почти не спал –караулил Киру, думал о Костике и страдал оттого, что она спит, а он обнимаетее, как обнимал всегда, все пятнадцать лет, а вот теперь ничего нельзя.

Нельзя, потому что он – бывший муж. Никто. Чужой человек.

Это он-то чужой человек?!!

Когда она была беременна, ее рвало все девять месяцев так,что она даже гулять не ходила, и, прибегая с работы, он наскоро ел – она в этовремя дышала в окно, потому что не могла слышать запаха еды, – а потом сидел сней, держал ей голову, умывал, утешал и вел на улицу. С ним ее почему-то меньшервало, и они гуляли по три часа. А теперь он – чужой человек?!

Когда Тим родился, они по очереди держали его на руках –полночи он, полночи она. Она – до трех часов, он – до шести. Утром приходилимамы, его или ее, и Кира спала, а он уходил на работу и засыпал за столом, ипросыпался, когда голова падала и стукалась лбом о столешницу. Вечером его ждалав ванной гора грязных пеленок, и он полоскал их – об автоматических стиральныхмашинах и памперсах тогда еще никто не слышал, – полоскал и пел патриотическиепесни, потому что, как только он переставал петь, сразу засыпал и нырял вванну. А теперь он – чужой человек?!

Когда Тиму было полтора года, он заболел, температураподнялась почти до сорока. Пришел врач из районной поликлиники и сделал емуукол, и остался сидеть, а температура все не падала, и врач сказал усталымголосом, что, если она не упадет, Тима придется везти в больницу. Сергей былодин, Кира только-только устроилась на работу, и ее первым делом отправили вкомандировку в Питер, и не поехать она не могла, хоть и переживала, и нехотела. Весь день Тим провел с бабушкой, был весел и здоров, а под вечерзаболел. Сергей метался по квартире, ронял вещи, засовывал их куда-то, а потомначинал бестолково и судорожно искать, как будто это могло помочь маленькомуТиму, лежащему в жару, а потом он стал плакать, и Сергей носил его на руках, иврач сказал, что это хороший признак – то, что он плачет. Температура и вправдувскоре упала, обмякший Тим висел у него на плече и даже не плакал, а скулил,тоненько, без остановки, Сергей совал ему яблочный сок, а он не пил, морщился,отворачивался. Врач велел его поить, а у Сергея все никак не получалось. Утромприехала Кира. Они к тому времени все же уснули на диване – Тим спал у Сергеяна животе, и лоб у него был холодный и влажный, а похудевшее за ночь личикоказалось странно взрослым. Кира накрыла их одеялом, примостилась рядом, и всетрое проснулись, когда за окнами были сумерки, и Тим моментально заоралздоровым голодным криком, и стал слезать с Сергея, и за руку тащить его в кухню– есть. И была во всем этом такая радость жизни, такой восторг, такое счастье,что все обошлось, и Кира приехала, и Тим хочет есть и даже орет от этого, чтоСергей моментально полез к ней целоваться, и задрал на ней майку, и облапилгрудь, и потом все приставал к ней, пока она спешно готовила Тиму обед,таскался за ней, дергал за волосы, щипал за попку, как в первом классе.