Ничего, кроме личного - Лана Барсукова

Почему-то Ольга подумала, что дома, в своих стенах, ей было бы легче перенести эту новость. Дело не в том, что дома и стены лечат. Ольга терпеть не могла эти примитивные суждения, которым для веса присваивают звание народной мудрости. Никто и ничто не лечит. Просто дома она осталась бы в своем мире, от которого откололи кусок. Обидно, конечно, и душа ранится об этот грубый откол с острыми гранями. Но мир остается, хоть и покалеченный.

А тут, в чужом гостиничном номере, она почувствовала себя совсем одинокой, как будто у нее вообще ничего нет. Одна на льдине, плывет из ниоткуда в никуда.

Михаил молча лег спать, как-то особо старательно отмеряя половину кровати и подоткнув под себя одеяло во избежание случайных соприкосновений.

Ольга плакала полночи, пытаясь своими рыданиями вынудить мужа на разговор. Но он делал вид, что спит. Устав плакать, она тоже уснула.

Так начался их отдых в Венеции.

Наутро встал вопрос: возвращаться или оставаться?

Михаил согласен был на оба варианта. Украдкой наблюдая за ним, Ольга не поняла его намерений. Чего он хочет? Поскорее вернуться в Москву, чтобы уйти от нее к тонкошеей? Или остаться, чтобы помириться?

– Мы возвращаемся? – пряча красные от слез глаза, спросила Ольга.

– Как хочешь, – ответил муж.

Эта фраза была самой распространенной в его лексиконе. Практически на все вопросы жены он отвечал именно так. Но в данную минуту это прозвучало как звук надежды, и Ольга благодарно улыбнулась в ответ.

Значит, у нее есть неделя. Неделя в тонущем городе. Их брак тоже тонет. Но Венеция пребывает в таком состоянии уже добрую сотню лет. Пусть и ее брак тонет, но медленно-медленно. Чтобы хватило до конца ее дней. Ольга отчетливо поняла, что она одна с этой жизнью не справится. Фронту нужен тыл.

Окинув взглядом подтянутую фигуру мужа, его густую шевелюру, она впервые подумала, что Михаил почти красавец. Почему-то она этого не замечала.

Ольга всегда считала, что ему за счастье иметь такую жену – волевую, хваткую, целеустремленную. Ведь сам он лишен этих качеств. А может, они просто увяли в нем, не востребованные и забитые ее энергией? Пусть так, но жизнь не закончилась. Ольга со свойственной ей решимостью готова была переопределить правила игры. Лишь бы игра продолжалась. А в том, что она стоит свеч, Ольга не сомневалась.

Они гуляли по городу, разматывали серпантин кривых улочек, пили кофе и снова шли куда-то. К вечеру ноги гудели, а от выпитого кофе в глазах появлялся лихорадочный блеск. Что будет после, по возращении в Москву, они не обсуждали. Ольга боялась услышать его решение, предпочитая неопределенность. А Михаил, похоже, и сам не знал, как быть.

После пятидесяти трудно начинать все заново. Не только трудно, но и глупо. Михаил не был ортодоксальным романтиком, чтобы сложить свою прежнюю жизнь в аккуратную пирамидку к ногам любимой женщины, и поджечь. Эффектно, конечно. От такого костра на какое-то время станет ярко и тепло. Но ненадолго. Потом останется пепелище. Михаил видел это у своих знакомых, которые нарочито изображали счастье в новом браке, чтобы замаскировать пепел, отчетливо похрустывающий у них на зубах.

Чем больше он размышлял, тем больше склонялся к примирению с Ольгой. Помимо сына, который один мог перевесить кучу доводов, в ней была надежность. Она, конечно, рулит в их семье, это минус. Но зато не идет за ним со штыком наперевес, не смотрит на него голодными глазами, требуя успехов в карьере и денег. Это плюс.

Время Венеции заканчивалось.

В последний вечер решили пойти в ресторан. Выбрали такой, где за красивый вид не нужно расплачиваться неприятным запахом, исходящим от застойной воды. Заказали вино и что-то местное. Ольга от нервного напряжения почти ничего не ела всю неделю. Может, поэтому так быстро опьянела. Или вино попалось особенно пьяное.

Она начала некрасиво плакать, пытаться рассказать всю себя, вывернуть душу и еще совершить массу необдуманных поступков, так свойственных людям под влиянием алкоголя. На них стали коситься с соседних столиков. Михаилу пришлось подхватить жену и ретироваться в гостиницу.

Оказавшись в гостиничном номере и осознав, что вместо романтического вечера случился обычный пьяный курьез, Ольга завыла белугой. Она сама все испортила, собственными руками пришлепнула надежду. «Терять больше нечего», – рассудила Ольга и приступила к серьезному разговору, который всегда считала апофеозом глупости в отношениях между супругами. Но алкоголь заставил пересмотреть жизненные принципы.

– Так ты меня бросаешь?

– Оль, давай ты сейчас уснешь, нам завтра с утра в аэропорт.

– Нет, давай поговорим.

– Давай спать.

– Не дам я тебе спать. Отвечай: бросаешь?

– Господи, ты уймешься сегодня?

– Бросаешь?

Михаил ушел чистить зубы. Сквозь алкогольную завесу Ольга уловила, что он не сказал: «Да, бросаю». Это подняло настроение. И когда он вышел с чистыми зубами, она приступила к допросу с утроенной силой.

– Вот ты мне скажи, какого рожна тебе не хватало?

– Хватало, всего хватало, давай ложиться.

– Врешь! Повторяю вопрос: какого рожна?

Михаил потер виски и сказал:

– Если скажу, отстанешь?

– Да, – не моргнув глазом, соврала Ольга.

– Я устал проигрывать в сравнении.

– Кому?

– Твоему брату.

– Тихону? – уточнила Ольга, как будто у нее было несколько братьев.

– Он твой вечный идеал. С ним у тебя дела, а со мной делишки, – Михаил горько усмехнулся. – Я по сравнению с ним полный неудачник. Только и слышишь, какой Тихон хваткий и настойчивый. Не Тихон, а какой-то министерский Илья Муромец! – Михаил осекся, понимая, что разговаривает с пьяной женщиной, что глупо.

Ольга молчала, переваривая про Илью Муромца. Она всегда путала его с Алешей Поповичем. Наконец она сказала:

– Глупый, ты не понимаешь. Ты – это ты, а он – это он. Ты тоже… Муромец.

Она хотела добавить еще что-то умное и обнадеживающее, даже ласковое, но Михаил лег, нахлобучил на ухо подушку и притворился бревном.

Пришлось заканчивать разговор в самом интересном месте. Уже засыпая, Ольга успела подумать: «Блин! Мишка не переживет, если Тиша элеватор сожрет». Ее немного тошнило, поэтому мысли формулировались в грубоватой форме.

Во время полета Ольга размышляла над словами Михаила. Ее кидало то в жар, то в холод, и стюардесса прокляла все, то принося, то унося плед.

Когда самолет пошел на посадку, Ольга созрела до мысли, что приобретение элеватора нельзя пускать на самотек. Ей даже показалось странным, что прежде она об этом не подумала. Хватит ей получать от Тихона подачки в форме щедрых подарков. Ей нужна доля в собственности, хотя бы четвертушка.

Почему четвертушка? Потому что десятая часть мало, а половина много. Примерно так Ольга определила меру своих притязаний. Она подарит этот кусок мужу, и Михаил почувствует себя хозяином. Ничуть не хуже Тихона. Муж будет управлять этим активом, следить за котировкой его стоимости, страдать от кризисов, обсуждать деловой климат в стране, смотреть