Мародеры. Как нацисты разграбили художественные сокровища Европы - Андерс Рюдель

Геринг широко практиковал обмен старых мастеров на «дегенеративное» искусство — Ван Гога, Дега и Ренуара. Самой крупной «сделкой» Геринга в Голландии стало приобретение имущества Жака Гудстиккера. Однако известно об этой махинации сравнительно мало.

После Первой мировой войны Жак Гудстиккер унаследовал небольшую галерею своего отца в Амстердаме и вскоре стал крупнейшим торговцем классической нидерландской живописью в мире. Гудстиккер любил жить на широкую ногу и в своем замке Ниенроде устраивал шикарные приемы, на которых выступали знаменитые музыканты и оркестры со всей Европы. Он женился на австрийке, сопрано Дезире Хальбан. Гудстиккер и Хальбан были одной из самых блестящих пар Амстердама. Гудстиккеру принадлежала восхитительная художественная коллекция — всего более тысячи полотен, среди которых были работы таких художников, как Вермеер, Босх, отец и сын Кранахи.

Как и многие другие, Гудстиккер слишком поздно осознал опасность и вместе с Дезире и новорожденным ребенком бежал из Голландии морем в тот день, когда немцы уже бомбили Роттердам. Почти всю коллекцию, кроме нескольких картин, которые хранились в Лондоне, пришлось бросить в Голландии. Гудстиккерам удалось сесть на одно из последних судов, покидающих континент. Прогуливаясь ночью по темной палубе — все огни были выключены, чтобы корабль не заметили немецкие бомбардировщики, — Гудстиккер провалился в открытый грузовой люк и погиб. Был ли это несчастный случай или самоубийство, выяснить так и не удалось. Адвокат, который должен был позаботиться об имуществе семьи, умер от сердечного приступа двумя днями раньше. Одно из величайших голландских собраний осталось бесхозным — правда, совсем ненадолго.

Геринг с самого начала положил глаз на коллекцию Гудстиккера и готов был пойти на все, лишь бы она не досталась Агентству Мюльмана (а значит, в конечном счете Гансу Поссе). Чтобы заполучить коллекцию, Геринг объединил свои усилия с немецким дельцом Алоизом Мидлем, который и сам интересовался имуществом Гудстиккера. Мидль работал в Голландии с начала 1930-х и с Герингом был знаком давно. Он сразу понял, какие возможности открывает немецкая оккупация.

Присвоение имущества Гудстиккера — довольно темная история. Известно, что два бывших сотрудника арт-дилера убедили его престарелую мать и банк-кредитор назначить их представителями фирмы и тут же занялись распродажей. Одновременно пошел слух, будто имущество Гудстиккера обременено долгами (это было неправдой — слух, вероятно, пустил Мидль, чтобы сбить цену). Мидль и купил все имущество Гудстиккера за 2,5 миллиона гульденов — то есть за треть его истинной стоимости. Вдова Гудстиккера, которой удалось через Англию перебраться в Швейцарию, ничего поделать не смогла.

Геринг получил шестьсот лучших картин коллекции, в том числе Рубенса. Все остальное, включая недвижимость Гудстиккера — две загородные виллы и замок Ниенроде, — Мидль забрал себе. Он завладел также огромной амстердамской галереей, где под брендом Гудстиккера начал собственное дело. В последующие годы Мидль распродал остатки коллекции примерно за шесть миллионов гульденов. Мидль щедро платил тем, кто помогал ему в этом деле, например бывшим сотрудникам Гудстиккера, которые получили по 180 000 гульденов каждый. Они остались служить в фирме уже под руководством Мидля. Все было улажено уже через несколько недель после вторжения.

Дело Гудстиккера, однако, выглядело настолько подозрительно, что Зейсс-Инкварт попытался выяснить, что же все-таки произошло. Он даже задержал Алоиза Мидля, но расследование топталось на месте, пока Геринг не вмешался лично и не запретил любое дальнейшее дознание. Мидля отпустили.

Гитлер и Геринг могли быть вполне довольны своими «сделками» в стране Рембрандта. Но дальше на юге их ждали еще более драгоценные сокровища. Прибытие мародеров в Париж не пройдет бесследно.

В половине шестого утра в аэропорту Ле-Бурже в Париже тайно приземлился самолет: в столицу Франции в первый и последний раз в своей жизни прилетел Гитлер. Накануне вечером, 22 июня 1940 года, в Компьенском лесу в нескольких десятках километров от Парижа была подписана капитуляция Франции.

Месть была тщательно продумана: Гитлер выбрал для этого действа то же самое место, где была официально завершена Первая мировая война, — железнодорожный вагон, в котором 11 ноября 1918 года была подписана капитуляция Германии. Для этого пришлось взорвать стену павильона, специально построенного для компьенского вагона на Поляне перемирия. Затем Гитлер приказал сровнять с землей мемориал о победе Франции в Первой мировой. Вагон в качестве трофея был доставлен в Берлин.

Однако, символически отыгравшись за Первую мировую, Гитлер не собирался останавливаться. В аэропорту его ждали три больших открытых «мерседеса». Гитлер по своему обыкновению занял место рядом с шофером. Его сопровождали отнюдь не генералы, подарившие ему Париж, а мастера искусств. На заднем сиденье расположились архитекторы Альберт Шпеер и Герман Гислер, а также скульптор Арно Брекер. Чтобы увековечить визит фюрера, в путешествие отправился также постоянный спутник Гитлера фотограф Генрих Гофман. Художники Гитлера были одеты в серую полевую форму, как и все немецкие солдаты-победители в только что оккупированном Париже. Из аэропорта кортеж двинулся по парижским предместьям, освещенным утренним солнцем. Город был мертвенно тихим, словно лишенным всякой жизни, кроме как на изрезавших город заграждениях, где сонные немецкие солдаты вскидывали руку в нацистском приветствии.

Первая остановка была у величественного здания Парижской оперы — творения Шарля Гарнье. Гитлер давно мечтал своими глазами увидеть это монументальное произведение в стиле beaux-arts. Он настолько хорошо изучил здание оперы, что тут же заметил следы более поздних перестроек. Несмотря на раннее утро, было включено все освещение, опера сияла, как перед премьерой. Как и двадцать лет назад в Национальной галерее в Берлине, Гитлер взял на себя роль гида. Опера потрясла его, и, по словам Шпеера, он мечтательно рассуждал о ее великолепии.

От оперы кортеж проследовал на площадь Согласия и медленно обогнул Луксорский обелиск, так, чтобы фюрер мог оглядеть его со всех сторон. Он даже привстал в машине, чтобы лучше видеть. Когда автомобили двинулись в сторону Елисейских полей и Триумфальной арки, Гитлер подал рукой знак сбросить скорость, чтобы в полной мере насладиться впечатлениями. У Эйфелевой башни они сделали небольшую остановку, чтобы сфотографироваться, — Гитлер восхищался этим знаменитым сооружением, для фюрера оно знаменовало начало новой технологической эпохи. Он хотел, чтобы архитектура совмещала современные технологии и классические формы, и намеревался воплотить это в своей будущей столице.

От Эйфелевой башни они поехали к гробнице человека, которого Гитлер боготворил и в то же время ненавидел. В Доме инвалидов он долго и молча стоял у просторной крипты, глядя на массивный саркофаг Наполеона Бонапарта, высеченный из красного кварцита. Позже он признался, что гробница Наполеона произвела на него сильное впечатление, словно «околдовала» его. Потом он взял за руку Гислера, привлек его к себе и тихо сказал: «Ты сделаешь мою гробницу, обсудим это позже».