Я тебя не отпущу - Марья (Мария) Сергеевна Коваленко

которые постоянно ищут причины, чтобы не делать что-то важное. А есть те, кто не принимает слова «невозможно».

— Можно было пойти с прокурором, но тот был слишком занят. Я решил не ждать.

Ощущаю, как горячая рука гладит по спине.

— Тебе не стоило.

— Я должен был его увидеть. Посмотреть в глаза этой сволочи. И решить...

Клим не говорит, что же он хотел решить. А спросить — у меня не хватает смелости.

— Все равно уже нельзя ничего изменить.

Я разрываюсь между желанием прижаться к нему еще сильнее и потребностью сбежать.

— Девочка моя... Если бы я только догадывался тогда... Если бы мог хотя бы заподозрить... — Клим наклоняется ко мне. — Каждый должен отвечать за свои дела. И я, и он.

Зажмурившись, жду поцелуя. Сама до конца не понимаю, хочу этого или нет. Но Клим даже не касается, тормозит себя в паре сантиметров от моего лица.

«Не может», — тут же проносится в голове.

«Ему противно», — визгливо подпевает какая-то незнакомая часть меня.

— Ты бы убил его еще на складе. И потом в тюрьму... лет на пятнадцать. Меня бы это не спасло.

Обхватываю плечи руками. Знаю, что накрутила себя всякими глупостями. Что все не так. Однако на душе слишком паршиво, чтобы снова начать мыслить адекватно.

— А сейчас его ничего не спасет.

Теплые губы все же касаются скулы. Клим целует осторожно, без жадности. Непривычно нежно.

Прокладывает дорожку из поцелуев к уголку рта и обдает своим дыханием.

— Я не хочу, чтобы ты пачкался об этого человека. — Сердце замирает.

— Не буду. Он останется там, где находится сейчас. Будет платить за свое преступление до конца дней.

От нового теплого выдоха по спине ползут мурашки.

— Я... — Облизываю внезапно пересохшие губы. — Я не смогу дать показания. Не проси. Это для меня слишком...

— Забудь! И мысли такой не было.

Клим ведет указательным пальцем по моим губам. Повторяет то же, что секунду назад я делала языком, и сразу же тянет подушечку в свой рот, облизывая.

— Тогда... — теряюсь.

Идея, которая еще недавно крутилась в голове, вдруг куда-то испаряется. Особый магический талант этого мужчины.

— Тебе не о чем беспокоиться. Я не собираюсь подставляться и точно никогда не подставлю тебя. У нас с тобой теперь есть дочь. — Впервые за встречу Клим улыбается.

— А Пекарский?..

— С него вполне хватит того, что сокамерники узнают о некоторых грешках в прошлом. — Улыбка превращается в оскал. — На зоне свои законы. В чем-то они справедливее.

Глава 38

Клим

Худшая разновидность ярости — бессильная. Когда хочется нанизать этот гребаный мир на палку и вытрясти из него все дерьмо, но приходится стискивать зубы и улыбаться. Скалиться! Потому что это дерьмо теперь часть твоей жизни. Новый, сука, опыт! И к сожалению, не только для тебя, а еще и для той, которую обещал защитить.

Последнее добивает. Я просто обязан был тогда почувствовать, что с Дианой что-то не так. Головой, хреновиной за ребрами, задницей — чем угодно! Должен был рассмотреть в глазах то, что вижу сейчас...

Телу больно, когда по нему бьют. Кости трещат, когда их ломают. С головой сложнее. Много лет назад я запал, как пацан, на красивую девчонку — неопытную и слишком добрую, чтобы послать подальше своего придурка-братца. Потом повелся на нее же, только в новой роли жены лучшего друга. Еще позже — окончательно пропал, сделав ее своей.

Те несколько недель вместе стоили всех прошедших лет ожидания. Наши ссоры, ревность, секс — все было на высшем уровне. Двое чокнутых под одной крышей. Двое голодных в одной кровати.

Никаких стоп-слов не было. Никакого смущения. Трахались, изводили друг друга, проверяли матрас на прочность и отключались... как долбаные малолетки — не порознь, чтобы наконец расслабиться и отдохнуть, а впритирку! Изгиб в изгиб! Кожа к коже! Мы будто даже после секса надышаться друг другом не могли.

А теперь... Я держу Диану на руках, чувствую ее дрожь и боюсь напугать любым случайным касанием.

Чтобы не сбежала, прячу желания и мысли. Жму на все тормоза, какие можно придумать.

Контролирую дыхание.

Заранее продумываю каждый жест и слово.

Мечтаю о прочной веревке, которой можно было бы связать себя по рукам и ногам.

Пиздец во всех его блядских оттенках!

Всратый бумеранг, который, вместо того чтобы ударить мне в голову, прилетел по другому адресу. Туда, где больнее.

— Спасибо, — произносит Диана в ответ на сказанное о сокамерниках. — Наверное, я слишком жестокая... все это время боялась, что он выйдет.

Она убирает руки с плеч. Уже не зажимается. Смотрит мне в глаза.

— Он прошлое. Больше тебе никто не угрожает и не станет угрожать.

Несмотря на сложную ситуацию с «китайцем», я ни секунды не сомневаюсь в своих словах. Устрою кладбище из врагов — никто Диану больше не тронет. Понадобится — буду сворачивать шеи всем, кто не так на нее посмотрит или решится перейти дорогу.

— Ты не изменился. Даже говоришь то же. — Она грустно улыбается.

— Не изменился. Но я умею делать работу над ошибками.

Кладу правую руку на ее талию и тяну Диану ближе к своей груди. Без единого намека. Просто потому, что не могу больше. Хреново от каждого сантиметра между нами. Сбоит от чужой боли, как от своей собственной.

— Я бы тоже хотела... уметь. — Она не сопротивляется, но и не льнет. — За эти два года со мной работали три психолога. Мы пытались разобраться со всем... облегчить. Я столько всякого перепробовала... Ничего не вышло.

От этого ее «перепробовала» на душе бездна с демонами распахивается. Вспоминаю и