Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

У своих колен он почувствовал ребенка, маленькую девочку,заклиненную между взрослыми. Он поднял ее, ханжески изображая заботу, и взял наруки чтобы ей было лучше видно. Мать не только стерпела это, она поблагодарилаего, а малышка радостно заверещала от удовольствия.

Так Гренуй, в экстазе ложной святости прижимая к грудичужого ребенка, простоял в лоне толпы примерно четверть часа. И пока свадебнаяпроцессия, сопровождаемая оглушительным звоном колоколов и ликованием людей,двигалась мимо, а над ней звенел дождь монет, в Гренуе бушевало другоеликование, черное ликование, злобное чувство триумфа, вызывавшее дрожь идурманившее его как приступ похоти, и он с трудом сдерживался, чтобы невыплеснуть его как яд и желчь на всех этих людей и не закричать, торжествуя, имв лицо: что он их не боится, даже почти не ненавидит, но что он со всейстрастью презирает их за их вонючую глупость, ибо они позволили ему обмануть иодурачить себя; ибо они суть ничто, а он — все! И, словно издеваясь, он теснееприжал к себе ребенка, набрал в легкие воздуха и вместе с хором прочихзакричал: «Ура невесте! Да здравствует невеста! Да здравствует великолепнаяпара!»

Когда свадебная процессия удалилась и толпа началарассеиваться, он отдал ребенка матери и пошел в церковь, чтобы оправиться отвозбуждения и отдохнуть. Воздух внутри собора был насыщен ладаном, которыйхолодными клубами поднимался из двух кадильниц по обеим сторонам алтаря и какдушное одеяло расстилался над более слабыми запахами людей, только что сидевшихздесь. Гренуй присел на скамейку под хорами.

Внезапно на него снизошла великая удовлетворенность Не тапьяная удовлетворенность, которую он испытывал тогда, в чреве горы во времясвоих одиноких оргий, но очень холодная и трезвая удовлетворенность, какуюрождает сознание собственной мощи. Теперь он знал, на что он способен. Спомощью самых ничтожных средств он благодаря своему собственному гениюимитировал запах человека и сразу же добился такой точности попадания, что дажеребенок дал себя обмануть. Теперь он знал, что способен достичь еще большего.Знал, что сможет улучшить этот запах. Он смог бы создать не только человеческий,но сверхчеловеческий аромат, ангельский аромат, столь неописуемо прекрасный иживительный, что, услышав его, каждый будет околдован и должен будет всемсердцем возлюбить его, Гренуя, носителя этого аромата.

Да, он заставит их полюбить себя. Оказавшись в сферевоздействия его аромата, они будут вынуждены не только принять его как себеподобного, но полюбить его до безумия, до самозабвения, он заставит их дрожатьот восторга, кричать, рыдать от блаженства, едва почуяв его, Гренуя, они будутопускаться на колени, как под холодным ладаном Бога! Он хотел стать всемогущимбогом аромата, каким он был в своих фантазиях, но теперь — в действительноммире и над реальными людьми. И он знал, что это было в его власти. Ибо людимогут закрыть глаза и не видеть величия, ужаса, красоты, и заткнуть уши, и неслышать людей или слов. Но они не могут не поддаться аромату. Ибо аромат — этобрат дыхания. С ароматом он войдет в людей, и они не смогут от него защититься,если захотят жить. А аромат проникает в самую глубину, прямо в сердце, и тамвыносит категорическое суждение о симпатии и презрении, об отвращении ивлечении, о любви и ненависти. Кто владеет запахом, тот владеет сердцами людей.

Совершенно спокойно сидел Гренуй на скамье и усмехался.Принимая решение покорить людей, он не испытывал эйфорического подъема. В егоглазах не было безумного огня, сумасшедшая гримаса не искажала его лица. Он небесновался. Он был преисполнен такой ясности и веселья, что спрашивал себя:зачем вообще хочет этого. И он сказал себе, что хочет этого потому, что оннасквозь пропитан злом. И при этом он усмехался и был очень доволен. Онвыглядел вполне невинно, как какой-нибудь человек, который счастлив.

Некоторое время он оставался сидеть в задумчивом спокойствиии глубокими затяжками вдыхал насыщенный ладаном воздух. И снова самодовольнаяухмылка прошла по его лицу. Какой все-таки жалкий аромат у этого Бога! Какойсмехотворно-дурной запах он распространяет. То, что клубилось в кадильницах —даже и не настоящий ладан. Это был плохой суррогат, с примесью липового угля, икорицы, и селитры. Бог вонял. Бог был маленькой жалкой вонючкой. Егообманывали, этого Бога, или сам он был обманщиком, точно так же какГренуй, — только намного худшим!

Маркиз де ла Тайад-Эспинасс был в восторге от новых духов.Поразительно, сказал он, даже для него, открывателя летального флюида,наблюдать потрясающее воздействие столь второстепенной и летучей субстанции какдухи на общее состояние индивида: все зависит от того, насколько связаны сземлей или отдалены от земли ингредиенты этой субстанции. Гренуй, который всегонесколько часов назад лежал здесь бледный и близкий к обмороку, выглядит такимже свежим и цветущим, как любой здоровый человек его возраста; можно дажесказать, что он — при всех недостатках, свойственных людям его сословия, и привсей его необразованности — почти приобрел нечто вроде личной индивидуальности.Во всяком случае он, Тайад-Эспинасс, в главе о витальной диететике своегоприготовляемого к печати трактата «К вопросу о теории летального флюида»непременно опишет этот случай. А для начала он сам использует новые духи поназначению.

Гренуй вручил ему оба флакона с обычными цветочными духами,и маркиз надушился. Он был вполне доволен эффектом. Ему кажется, признался он,что ужасный фиалковый запах годами давил на него свинцовою тяжестью, а теперь унего выросли цветущие крылья, и отпустила ужасная боль в колене, и ослаб шум вушах; в общем, он чувствует себя окрыленным, бодрым и помолодевшим на нескольколет. Он подошел к Греную, обнял его и назвал своим «флюидальным братом»,присовокупив, что при этом имеет в виду отнюдь не социальное, но чистоумозрительное обращение in conspectu universalitatis fluidi letalis, перед коим— и только перед ним! — все люди равны; кроме того, он планирует — а это онговорил, отрываясь от Гренуя, причем весьма дружески, без малейшего отвращения,почти как от равного — в ближайшее время учредить сверхсословную ложу с цельюполного преодоления fluidum letale, дабы как можно скорее заменить его чистымfluidum vitale, и он уже сейчас обещает Греную, что тот будет первым прозелитомэтой ложи. Затем он приказал записать рецептуру цветочных духов, спряталзаписку в карман и подарил Греную пятьдесят луидоров.

Ровно через неделю после первого доклада марких де латайад-Эспинасс вторично представил своего подопечного в актовом залеуниверситета. Наплыв публики был огромный. Пришел весь цвет общества не тольконаучного, но и прежде всего светского, в том числе много дам, которые желалиувидеть сказочно пещерного человека. И хотя противники Тайд-Эспинасса — восновном представители «Дружеского круга университетских ботанических садов» ичлены «Объединения для поощрения агрикультуры» — мобилизовали всех своихприверженцев, мероприятие имело феноменальный успех. Чтобы напомнить публике осостоянии Гренуя неделю назад, Тайад-Эспинасс сначала передал в зал рисунки, накоторых пещерный человек был изображен во всей мерзкой запущенности. Затем онприказал ввести нового Гренуя — в красивом сюртуке синего бархата и шелковойсорочке, нарумяненного, напудренного и причесанного; и уже то, как он шел, тоесть держась прямо, мелкими шагами, изящно покачивая бедрами, как он безпосторонней помощи взобрался на помост, низко поклонился, с улыбкой покивалголовой туда-сюда, заставило умолкнуть всех скептиков и критиков. Даже друзьяуниверситетских ботанических садов подавленно молчали. Слишком красноречивымбыло изменение, слишком ошеломляющим чудо, которое здесь, явно произошло; еслинеделю назад они видели перед собой затравленное, одичавшее животное начетвереньках, то теперь на том же месте стоял поистине цивилизованный, хорошосложенный человек. В зале распространилось почти благоговейное настроение, икогда Тайад-Эспинасс поднялся на кафедру для доклада, воцарилась полная тишина.Он в очередной раз изложил свою достаточно известную теорию летальногоземляного флюида, затем объяснил, какими механическими и диетическимисредствами он удалил флюид из тела демонстрируемого субъекта и заменил еговитальным флюидом, и в заключение призвал всех присутствующих, как друзей, таки противников, перед лицом столь убедительной очевидности отказаться отсопротивления новому учению и вместе с ним, Тайад-Эспинассом, встать на борьбус дурным флюидом и признать положительный витальный флюид. При этом он распростерруки и возвел глаза к небу, и многие из ученых мужей повторили за ним этотжест, а женщины заплакали.