Парфюмер. История одного убийцы - Патрик Зюскинд

Уже к вечеру того дня, когда он покинул Монпелье, он пришелв Гро —дю-Руа, портовый городок к юго-западу от Эг-Морта, откуда на грузовомпаруснике отплыл в Марсель. В марсельском порту он сразу же подыскал корабль,который отправлялся дальше вдоль побережья, на восток. Через два дня он был вТулоне, еще через три дня — в Канне. Остаток дороги он шел пешком. Он следовалпо тропе, ведущей в глубину страны, к северу, на холмы.

Через два часа он стоял на вершине плоскогорья, а перед нимна много миль вокруг расстилался бассейн реки, нечто вроде гигантскойландшафтной чаши, края которой составляли мягко возвышающиеся холмы и крутыегорные цепи, а далекое устье покрывали свежевспаханные поля, возделанные сады иоливковые рощи. Совершенно особая, интимная атмосфера заполняла эту чашу. Хотяморе было так близко, что его можно было видеть с вершин холмов, в ней не былоничего морского, ничего солоновато-песчаного, ничего открытого — лишь тихаяотъединенность, словно побережье находилось на расстоянии нескольких дней пути.И хотя к северу возвышались большие горы, на которых еще лежал и еще долгобудет лежать снег, здесь не ощущалось никакой дикости или скудости, никакогохолодного ветра. Весна здесь продвинулась дальше, чем в Монпелье. Мягкая дымкаукрывала поля, как стеклянный колокол. Абрикосовые и миндальные деревья стоялив цвету, и теплый воздух был пронизан ароматом нарциссов.

На другом конце этой большой чаши, примерно в двух милях,лежал или, лучше сказать, лепился к крутизне гор некий город. На расстоянии онне производил слишком помпезного впечатления. Там не было мощного,возвышающегося над домами собора, а только пупырышек церковной колокольни, небыло доминирующей над пейзажем крепости, не было какого-нибудь великолепногоздания. Стены отнюдь не казались неприступными, тут и там дома выпрастывалисьиз-за своих оград, как бы стремясь к ровной поверхности, и придавали этоймягкой картине слегка растрепанный вид. Казалось, этот город слишком частоподвергался захвату и снова высвобождался, он как бы устал оказывать серьезноесопротивление будущим вторжениям — но не по слабости, а по небрежности, илидаже из-за ощущения своей силы. Он как будто не желал тщеславиться. Он владелбольшой ароматной чашей, благоухавшей у его ног, и, казалось, этимдовольствовался.

Этот одновременно невзрачный и самоуверенный городокназывался Грас и вот уже несколько десятилетий считался бесспорной столицейторговли и производства ароматических веществ, парфюмерных товаров, туалетныхсортов мыла и масел. Джузеппе Бальдини всегда произносил его название с мечтательнымвосхищением. Он утверждал, что этот город — Рим ароматов, обетованная странапарфюмеров, и тот, кто не прошел здешней школы, не имеет права на званиепарфюмера.

Гренуй смотрел на город Грас весьма трезвым взглядом. Он неискал обетованной страны парфюмерии, и сердце его не забилось при виде гнезда,прилепившегося к высоким склонам. Он пришел, потому что знал, что там лучше,чем где бы то ни было, можно изучить некоторые технические приемы извлеченияароматов. Их-то он и хотел освоить, ибо нуждался в них для своих целей. Онвытащил из кармана флакон со своими духами, экономно надушился и отправился впуть. Через полтора часа, к полудню, он был в Грасе.

Он поел на постоялом дворе в верхнем конце города на площадиОз-Эр. Площадь по всей длине пересекал ручей, в котором дубильщики мыли кожи,чтобы потом растянуть их для просушки.Воняло здесь так убийственно, чтонекоторые постояльцы теряли аппетит. Но не Гренуй. Ему этот запах был знаком,ему он придавал уверенности. Во всех городах он первым делом разыскивал кварталдубильщиков. Потом, выходя из среды зловония и наводя справки о других местах вгороде, он уже не чувствовал себя чужаком.

Весь день, от полудня до вечера, он шнырял по городу. Городбыл невероятно грязным, несмотря или скорее благодаря большому количеству воды,которая струилась из дюжины источников и фонтанов, ворковала в неухоженныхручьях и сточных канавах и подмывала или наводняла илом переулки. Дома внекоторых кварталах стояли так тесно, что для проходов и лестничек оставалосьместо всего в локоть шириной и пробиравшиеся по грязи прохожие тесноприжимались друг к другу, если им нужно было обогнать идущего впереди. И дажена площадях и на немногих широких улицах кареты едва могли разминуться. И,однако, при всей грязи, при всей скученности и тесноте город распиралапредприимчивость ремесленников. Совершая свой обход, Гренуй насчитал не менеесеми мыловарен, дюжину парфюмерных и перчаточных ателье, бесчисленное множествомелких мастерских по изготовлению дистиллятов, помад и специй и, наконец, околосеми оптовых лавок, где торговали ароматическими изделиями.

Во всяком случае, тут имелись торговцы, владевшие настоящимикрупными конторами по продаже ароматических веществ. По их домам это часто небыло заметно. Выходящие на улицу фасады выглядели по буржуазному скромно. Ното, что лежало за фасадами — на складах, в кладовых и в огромных подвалах —бочонки с маслом, штабели душистого лавандового мыла, баллоны с цветочнымиэссенциями, вина, настойки, рулоны пахучих кож, мешки, и сундуки, и ящики, полныепряностей… — Гренуй улавливал их запахи во всех подробностях сквозь самыетолстые стены — было богатством, какого не имели и князья. А когда онпринюхивался сильнее, сквозь выходящие на улицу прозаические торговые искладские помещения, он обнаруживал, что на задней стороне этихнепритязательных буржуазных домов находились строения самого роскошного типа.Вокруг маленьких, но очаровательных садов, где росли олеандры и пальмы и гдеплескались фонтаны, окруженные клумбами, располагались выстроенные «покоем»,открытым на южную сторону, жилые флигели усадеб; залитые солнцем, обтянутыешелковыми обоями спальни в верхних этажах, великолепные гостиные с панелями изэкзотических сортов дерева в нижнем этаже и столовые, иногда пристроенные ввиде террас, выходящих в сад; здесь в самом деле, как рассказывал Бальдини, елис фарфоровых тарелок, пользуясь золотыми вилками, и ножами, и ложками. Господа,которые жили за этими скромными кулисами, пахли золотом и властью, тяжелымнадежным богатством, и они пахли всем этим сильнее, чем все в этом роде, что досих пор обонял Гренуй во время своего путешествия по провинции.

Перед одним из таких закамуфлированных палаццо он простоялдовольно долго. Дом находился в начале улицы Друат — главной улицы,пересекавшей город по всей длине с запада на восток. На вид в нем не былоничего особенного, разве что с фасада он казался шире и солиднее, чем соседниездания, но вовсе не импозантнее. Перед воротами стояла телега с бочками; ееразгружали, скатывая бочки по приставной широкой доске. Вторая телега ожидаласвоей очереди. Какой-то человек с бумагами вошел в контору, потом вышел из неес другим человеком, и оба исчезли в арке ворот. Гренуй стоял на противоположнойстороне улицы и наблюдал за этой суетой. То, что там происходило, его неинтересовало. И все-таки он не уходил. Что-то удерживало его на месте.

Он закрыл глаза и сконцентрировался на запахах, долетавшихдо него от здания. Тут были запахи бочек уксуса и вина, потом сотни тяжелыхзапахов склада, потом запахи богатства, проникавшие сквозь стены, как испариназолотого пота, и, наконец, запахи сада, по-видимому, расположенного с другойстороны дома. Было нелегко уловить эти нежные запахи сада, потому что они лишьтонкими полосками перетекали через крышу дома вниз на улицу. Гренуй учуялмагнолию, гиацинты, шелковницу и рододендрон… — но, казалось, там было ещечто-то, какое-то убийственно прекрасное благоухание. Он никогда в жизни — илинет, лишь один-единственный раз в жизни воспринимал обонянием столь изысканныйаромат. Его потянуло приблизиться.