Окно - Амелия Бранскилл

– Извини, – сказала она наконец. – Наверное, я путаю ее с кем-то еще.

Бывает ложь, которую сложно распознать, а бывает такая, что вспыхивает, как миллион солнц, ослепляя своей очевидностью.

– С кем-то еще? – Недоверие было отчетливо слышно в моем голосе.

– Слушай, мне не следовало об этом упоминать. – Она помолчала. – Извини. Я не знала…

Я продолжала пристально смотреть на нее.

Она покачала головой:

– Черт.

– Не понимаю. Вы говорите, что Анна была пьяна?

– Я ничего не говорю. Я ничего не говорила. – Она сплела пальцы и крепко стиснула их, словно пытаясь вернуть контроль над ситуацией. – Извини, но я думаю, что тебе стоит уйти. – Произнося это, она не смотрела мне в глаза, уставившись вместо этого куда-то на подбородок.

– Не понимаю, – повторила я, словно забыв все остальные слова.

– Не стоило говорить с тобой об этом, – произнесла она, встала и открыла дверь. – Тебе пора идти.

– Она была моей сестрой-близняшкой, – в отчаянии возразила я. – Как вообще такое возможно, что вы не можете рассказать мне что-то о ней? Почему вы мне просто не скажете?

Она посмотрела мне прямо в глаза долгим взглядом, и в нем снова появилась грусть.

– Думаю, тебе стоит поговорить с родителями, – сказала она.

Тем вечером за ужином я была очень молчалива. Родители спорили, что выбрать к чаю, когда я прокашлялась и заставила себя произнести:

– Есть ли что-то, чего я не знаю о смерти Анны?

Мама в растерянности посмотрела на меня:

– Что ты имеешь в виду?

– Есть ли что-то, что ты не стала мне говорить – о ее смерти, о той ночи? Что-то, что полиция сообщила тебе.

Она посмотрела на папу. Они обменялись долгими взглядами, словно пытались понять, не проговорился ли кто-то из них.

– Например, что? – осторожно спросила мама. – Ты что-то слышала?

– Не надо вот этого, – ответила я. – Не пытайся ходить кругами, чтобы выяснить, что я уже знаю. Просто скажи мне.

– Мы сообщили тебе все, что имело значение, – ответил папа. – Правда.

– А чего вы мне не сообщили? Вы решили, что мне не следует что-то знать?

– Вовсе нет. Просто… – Он посмотрел на маму, и на этот раз она кивнула. – В полиции провели токсикологическое исследование, и в крови у Анны нашли алкоголь.

Я покачала головой:

– В этом нет никакого смысла.

– Его было не очень много. И больше ничего – только алкоголь, – сказала мама. – Правда. Это ничего не меняет. Для нас – ничего.

– Больше ничего не было? О чем вы вообще говорите? Она же вообще не пила!

– Полиция нашла у нее в шкафу две пустых пивных бутылки, – мягко произнес папа. – Наверное, она выпила их перед выходом. Мы уже знали о них, и токсикология это только подтвердила.

– Нет, этого не может быть. На самом деле все было не так. Наверное, в анализах какая-то ошибка. Перепутали с чужими.

– Я так не думаю, милая, – сказала мама. – Вот поэтому мы тебе и не говорили – мы боялись, что это тебя расстроит. Но это ничего не меняет. Дети тайком выбираются из дома, выпивают – такое случается постоянно, и ничего плохого с ними не происходит. Это… был ужасный несчастный случай. Никто не виноват.

– Но вы ошибаетесь. Вы не знаете, о чем говорите.

Я невольно встала, мои слова гулко разносились по комнате. Мама наклонилась вперед, опираясь на стол, и беззвучно заплакала.

– Покажите мне полицейский отчет, – потребовала я, пытаясь понизить голос, чтобы он казался более спокойным и взвешенным. – Они все не так поняли.

Папа обнял маму, словно защищая ее от меня.

– Прости, милая, – произнес он. – Я знаю, это не то, что ты хотела услышать.

– Это не то, чем кажется, – сказала я. – Они все перепутали. Покажите мне отчет.

– У нас его нет, – ответил папа. – Мы не стали его забирать. Начальник полиции сам передал нам, что они выяснили, и наши подозрения подтвердились. Больше нам ничего не нужно. Ты должна это принять. Важно, чтобы мы все это приняли.

Я открыла рот, а затем закрыла его снова и неловким движением отодвинулась от стола. Папа окликнул меня по имени, но я не остановилась. Я поднялась по лестнице, зашла в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Я забралась на верхний ярус кровати и плотно завернулась в одеяло. Они оба совершенно ничего не поняли. Они думали, будто я не готова признать, что Анна хотя бы в малейшей степени сама была виновата в случившемся. Но я и не обвиняла ее ни в чем. Я знала, что в тот день не она выпила те бутылки пива. Я знала, потому что мы выпили их вместе. Четыре месяца назад.

У пива отвратительный вкус. Это стало для нас открытием. В глубине души я надеялась, что оно не такое мерзкое. Я предполагала, что оно как зеленая горчица или редька – продукты, которые в детстве не выносишь, а позже обнаруживаешь, что они по-настоящему вкусные. Или, по крайней мере, не такие ужасные, как казалось. Но с пивом все было иначе. И все-таки вдвоем мы осилили обе бутылки.

Это была необычно теплая осенняя ночь, и наши родители ушли в кино. Нам было скучно и жарко, так что Анна стащила из холодильника две бутылки пива. Мы выпили их одну за другой, передавая друг другу. Почему-то нам казалось, что это очень круто – сидеть у нее на кровати, чувствовать, как в окно вплывает теплый ночной воздух, и передавать друг другу холодную бутылку, держа ее за горлышко.

Анна то и дело спрашивала, чувствую ли я что-нибудь. Возможно, я чувствовала себя более расслабленной – меньше напряжения в мышцах. Когда я спросила ее, она ответила, что, наверное, немного пьяна. Мы много смеялись, смеялись даже над более глупыми вещами, чем обычно, но, может, это просто было от возбуждения, от легкого беспокойства, что родители могут внезапно вернуться, если фильм отменят, и почуять алкоголь в нашем дыхании, увидеть виноватое выражение наших лиц. И в какой-то момент после второй бутылки мы обе заснули у нее на кровати, и нам было слишком тепло, чтобы накрываться одеялами.