История евреев в Европе от начала их поселения до конца XVIII века. Том 4. Новое время (XVII-XVIII век): переходная эпоха до французской революции 1789 г. - Семен Маркович Дубнов

была передана царю через его друга, амстердамского бургомистра Витсена (1698), но царь ответил: «Вы знаете евреев, их характер и нравы, знаете также русских. Я знаю тех и других, и верьте мне: не настало еще время соединить обе народности. Передайте евреям, что я признателен за их предложение и понимаю, как выгодно было бы им воспользоваться, но что мне пришлось бы пожалеть их (переселенцев), если бы они были среди русских». Можно допустить, что Петр считал небезопасным для еврейских переселенцев пребывание их среди темных русских масс, привыкших смотреть на еврея как на заморское чудовище, богоубийцу и колдуна. Поэтому и Петербург времен Петра I и его ближайших преемников остался закрытым для евреев. Допускались только приезды купцов по делам и более продолжительное пребывание некоторых поставщиков и финансовых агентов из присоединенной к России Риги (фактор царя Израиль Гирш, поставщик серебра на монетный двор Зундель Гирш, прусский банкир Либман). Свободно жили в новой столице лишь крещеные евреи, приезжавшие из Германии и других стран искать счастье в России. Некоторые из них, благодаря своим способностям, занимали государственные должности. Из четырех братьев Веселовских, отец которых был польским евреем, двое состояли царскими резидентами в Вене и Лондоне, а другие занимали высокие посты в Петербурге. Полагают, что из евреев был и сотрудник Петра I, подканцлер и сенатор барон Шафиров. Придворный шут в Петербурге Ян Лакоста (или Дакоста) был португальским марраном, с которым Петр или его резидент познакомились в Гамбурге и затем вывезли в Россию. Умение говорить на нескольких языках, веселый нрав и тонкое остроумие сделали Лакосту любимцем высшего петербургского общества. При других условиях он мог бы выдвинуться в качестве политического сатирика, но при тогдашних нравах сделался по приказу царя придворным шутом (ок. 1714 г.) и забавлял сановников, подобно его русскому современнику Балакиреву. Петр любил вести богословские споры с Лакостой, который хорошо знал Св. Писание.

В центре русского государства для евреев места не было, и только на пограничных с Польшей окраинах медленно назревал еврейский вопрос. Отрезанная мечом и огнем от Польши казацкая Малороссия (Черниговщина, Полтавщина и часть Киевщины) не могла порвать все нити, связывавшие ее с польской Украиной (Уманщина, Брацлавщина, Подолия и Волынь). Верные заветам Хмельницкого, казацкие гетманы старались стереть всякий след еврейства в Малороссии, но трудно было удержать на пограничной линии подвижные массы еврейских предпринимателей и купцов, которых личные выгоды и хозяйственные нужды оторванного от Польши края толкали туда с неудержимой силой. Постепенно, забыв о пролитых здесь ручьях еврейской крови, группы евреев проникали в Малороссию. Сначала они приезжали временно по торговым делам, а потом поселялись в качестве арендаторов или шинкарей на городских и сельских землях с разрешения начальников «полков», как назывались малороссийские округа. Порядочное число таких поселенцев было рассеяно в деревнях Черниговского полка. Деревенское население уживалось с ними мирно, но из городов шла туда волна ненависти.

В перешедшем к России в 1668 г. Киеве, центре православной церкви, воспитывалось поколение борцов за православие, одинаково враждебных иудейству и католичеству. Киевский архимандрит Иоанникий Голятовский писал в 1660-х годах обличительные книги против евреев (упомянутый выше, § 6, диалог «Мессия истинный» и др.), где прямо заявлял, что христиане должны разрушать «жидовские божницы», в которых хулят Христа, изгонять евреев из городов, убивать мечом, топить в реках и губить различными способами. Киевская православная академия сеяла тот же фанатизм, который по-своему насаждали иезуитские коллегии в Польше, и внушала своим питомцам, будущим священникам, те же грубые предрассудки против еврейства. Буйства русских студентов в Киеве ничем не отличались от безобразий их польских товарищей во Львове. В 1700 г. киевский магистрат принужден был подать Петру I жалобу на студентов и начальство духовной академии. Студенты избили и ограбили приехавшего из Фастова еврея и отняли у него лошадь. По жалобе пострадавшего магистрат обратился к префекту академии с требованием заставить студентов возвратить награбленное и внушить им впредь не нападать на приезжих польских евреев, ибо за обиды приезжим с польской стороны отплачивается киевлянам в Польше. Префект грубо отказал магистрату и только по требованию киевского воеводы, князя Хованского, велел студентам отдать коня еврею. Студенты не послушались, вновь напали на еврея и избили его до смерти, а с высланными против них стрельцами вступили в формальное сражение. Магистрат, указывая на все это царю в своей «челобитной», просил об охране города от своеволия студентов. Петр вообще не отказывал в защите в таких случаях нарушения порядка, но вместе с тем не был склонен к расширению прав евреев в Малороссии. Получив донесение, что еврейская торговля там все усиливается в городах, он повелел, чтобы евреям разрешали ездить только в Киев и продавать свои товары оптом, а не в розницу (1708). В Киеве тогда могла быть только еврейская колония, но не община.

С юдофобской пропагандой киевского православного духовенства был связан ритуальный процесс, возбужденный в начале 1702 года в местечке Городне, Черниговского полка, во время управления знаменитого гетмана Мазепы. Дело было поставлено на судебную сцену по всем правилам польского инквизиционного ритуала. Накануне праздника Рождества 1701 года в Городне после попойки в еврейском шинке пропал местный житель, русский мещанин Сахно, ушедший из шинка с одним столь же пьяным казаком. По-видимому, в дороге пьяные подрались, и казак убил мещанина, а чтобы отвлечь от себя подозрение, изуродовал труп по образцу распространенных в народе сказок о ритуальных убийствах. Труп был найден, и на допрос взяли семью шинкаря Давида и его свояка Якова. Обоих шинкарей с их женами подвергли пытке и добились желаемого «сознания». Дело было передано в черниговский суд. Здесь обезумевшие от мук узники, чтобы ускорить смерть, нарисовали кошмарную картину: в какой-то корчме в праздник «Трубки» (Рош-Гашана) собралось на молитву много евреев, и там было поручено шинкарю Давиду добыть христианской крови на ближайшую Пасху; кровь была добыта убийством Сахно и разослана евреям в разных местах. Пытка заставила подсудимых выгородить даже казака и заявить, что он непричастен к преступлению. Чем кончилось дело, неизвестно, но из актов видно, что им заинтересовались высшие власти. Черниговский полковник известил о нем высшее начальство, которое сочло нужным довести об этом до сведения царя. В грамоте к малороссийскому гетману Мазепе Петр I, по-видимому, неуверенный в основательности страшного обвинения, просил тщательно расследовать дело и уведомить о его мотивах и результатах. Мазепа прислал требуемые сведения на основании протоколов черниговского суда, но не известно, удовлетворился ли ими Петр, так как на этом моменте архивные акты обрываются.

Во всяком случае, этот