Разговор со своими - Татьяна Александровна Правдина

Зямой чувствовали себя немножко идиотами, переглядывались и, конечно, были смущены: вокруг с серьезными лицами люди, слушая друг друга, что-то выразительно высказывают! Потом всем в небольших чашках подали чай. А дальше – еще один предмет… Все длилось часа два. Интересно!

У нас часто считается, что японцы очень сдержанные и неэмоциональные. Ничего подобного! После окончания спектакля к Зяминой гримерке выстраивалась очередь. Каждый долго кланялся Зяме и потом что-то говорил, считая, очевидно, что раз его конферансье целый вечер произносил текст по-японски, то его-то уж точно поймет. Зяма красиво кланялся в ответ и произносил: «Аригато, домо аригато!» А потом, оборачиваясь к нам, говорил: «Может, они говорят: “Отдайте Курильские острова”, а я им – “Спасибо, большое спасибо”». А один японец снял с руки часы и силком надел их на Зяму! Замечательный электрик театра Слава Сулейманов никак не мог запомнить нужное слово «спасибо» – «аригато». Зяма учил: «Есть вино – алиготе, похоже ведь?» – «Конечно, конечно!» На следующий вечер мы услыхали, как Славка со вкусом говорил кому-то: «Каберно, домо каберно!»

Таня в роли «английской королевы»

Конечно, из всех религий (мысль субъективная!) лучше всех – синтоизм! Праздники: цветение сакуры, сжигание травы на склонах, девочки, мальчики и тому подобное! Во время цветения сакуры устраивают пикники под ее ветвями в парках; в День девочки – всюду разнообразнейшие куклы, девочкам – подарки, а в День мальчика перед домом, в котором есть мальчики, – шест, на котором надувные рыбы-карпы по числу живущих мальчиков. Почему именно карпы? Потому что карп – единственная рыба, поднимающаяся вверх по водопаду!

Какой русский язык у японки!

С театром работала замечательная переводчица Комити. Маленькая, приветливая, поражавшая меня удивительно глубоким знанием русского и интересом к нему. И произношением! Даже очень трудный для японцев звук буквы «л», вместо которого они говорят «р», произносила шикарно. Мы сохранили отношения и некоторое время переписывались.

Все интересно! Если честно, то не всегда все понятно. Для настоящего понимания даже трех месяцев мало, надо дольше, чтобы глубже понять привычки, природу этих постоянно приветливых людей. Наши с Зямой молодые люди из торгпредства рассказывали, что только недавно (а они уже были в Токио несколько лет) их соседи по дому стали с ними близки. Почему? Когда они приехали и первый раз сели есть, то обнаружилось, что нет соли. Что делает нормальный москвич? Звонит, тем более что владеет японским, в соседнюю дверь и, извиняясь за беспокойство, просит соли. Ему, конечно же, дают, мило кланяясь. Дальше, встречаясь, здороваются, но в близость не вступают. Это удивляет, потому что обычно японцы стремятся дружить, помочь. Ребятам объясняют: вы для них «потеряли лицо», не вызываете большого доверия. Чем? Если бы было нужно лекарство или что-нибудь очень срочное, а без соли поесть – пустяки, можно обойтись, не «просить же»… Но со временем все обошлось, и японцы поняли про московские взгляды!

После спектаклей всегда бывали цветы. Мы жили в центре Токио в «деловой» гостинице. Номер был небольшой, но постельное белье и полотенца, кимоно, кремы, шампуни и зубные щетки менялись каждый день. Беспечно гуляя, я купила маленькую вазочку, по моим понятиям, очень удобную для одного цветка. Очень мило выглядело на письменном столе. На следующий день мы еще были в номере, когда пришла девушка-горничная убираться. Она увидела цветок в вазочке и ничего делать не могла: хохотала, что называется, до упаду. Показывала на объект и просто падала. Ничего, естественно, не понимая в ее японских всхлипах, я позвонила Комити. Та вошла, девочка показала ей жестом на вазочку, и она захохотала так же самозабвенно. В чем дело? «Вы поставили цветок в сосуд для саке!» Не в ночной же горшок, подумала я. А потом, размышляя, поняла, что это прекрасно, что я сама же буду возмущаться, если селедку положат на блюдце, лучше уж на газету…

Японская «вазочка». «Объект смеха до упаду»

Еще ведь и театр! В театр Кабуки не ходили, так как видели их в Москве, они приезжали. А в театр Но пошли. Это вот и есть: «Запад есть Запад, Восток есть Восток», а чтобы «вместе они» сошлись, надо очень много всяческого труда для истинного понимания. Было интересно только голове, душа не задрожала. Но когда выходила, если честно, почувствовала себя несколько недоразвитой. Зяма тоже сказал, что он не дрогнул, потому что «не все дошло».

Япония, по моему пониманию, входит в число мест на земле, которые, если иметь хоть малейшую возможность, надо стремиться посетить. Для меня еще Париж и Иерусалим – после них русская литература становится еще пронзительней. И, конечно, Венеция… Не была, но почему-то манит меня Исландия. Да бог с ней!

Глава 36

Французские связи

Олег Янковский. – Лев Адольфович Аронсон, Лёля. – Ресторан Доминик. – Зяма в театре Образцова. – Приглашение от Доминика. – Донос. – Поездка в Париж. – Бранка Веселинович. – Агитпункт Запада.

20 мая 2009 года умер Олег Янковский – 65 лет (мне 81!). Казалось бы, не друг и даже не приятель, а просто знакомый. Но такой, которого часто вспоминаю и к которому испытываю истинное чувство благодарности. Не только как к большому артисту («великий», я считаю, мы все должны оставить Чаплину), а к человеку редкостной тонкости души. Событие, которое навсегда родило во мне это чувство, произошло в мае 1983 года во Франции. Поэтому расскажу по порядку.

В 1982 году в Ленинград из Парижа приехал Лёля – Лев Адольфович Аронсон, а точнее, Доминик. В Париже до недавнего времени, на Рю-Бриа на Монпарнасе, был русский ресторан с этим именем, которое предпоследние владельцы вполне умно сохраняли. А создал его Лёля (так он мне приказал себя звать через полчаса нашего с ним знакомства). Он смог в 1927 году уехать из Ленинграда в Париж. Сумел открыть русский ресторан, чтобы было на что кормить жену Ольгу, ее сына и двух сестер – одну, Зину, окончившую Вагановское училище и приехавшую с ним в Париж, и Нину, оставшуюся в коммуналке в Ленинграде. Сам Лёля-Доминик был человеком литературным, театральным, поэтому и ресторан стал славен не только настоящей русской кухней, но и своим совершенно уникальным интерьером: стены увешаны работами русских художников-эмигрантов – Бенуа и иже с ним, атмосфера слегка богемного клуба.

Лёля кроме управления рестораном был театральным журналистом, писал рецензии на все спектакли по