Приз - Полина Дашкова

— Мы почти пришли, — сказал Рейч, — если вы не слишкомустали, можем зайти ко мне на полчаса, выпить по чашке чая. А потом я вызовудля вас такси. Кстати, в какой гостинице вы остановились?

— В «Манхэттене», у вокзала.

— Дрянной отель. Дорогой, но дрянной. Вас привлеклоназвание? — Рики зевнул и прикрыл рот ладошкой.

— Не знаю. Я, честно говоря, не выбирал. Заказал черезИнтернет то, что попалось на глаза.

— Так вы зайдете или нет? — спросил Рейч. — Вот мой дом.

Они остановились у чугунных ворот. За высоким заборомвиднелся ухоженный садик и фасад пятиэтажного дома конца XIX века. На толстыхстолбах были прибиты блестящие медные таблички, всего штук десять, с именамивладельцев квартир. Здесь жили адвокаты, дантисты, психоаналитики. Григорьевнашел ту, на которой красовалось имя Генриха Рейча. Он обозначил себя«литературный агент», а рядом выгравировал: «Рихард Мольтке, писатель».

«Ну конечно, все общее, даже банковские счета, — грустноулыбнулся про себя Григорьев, — может, этот маленький злой фавн — наказаниехитрюге Рейчу за все гадости, которые он натворил? Впрочем, почему наказание?Он ведь счастлив, старый дурак. Разве так важно, сколько продлится это счастьеи чем закончится?»

В просторной полутемной гостиной они опять остались вдвоем.Рики отправился принимать ванну после такого жаркого дня. На всякий случайГригорьев стал говорить по-русски.

— Генрих, вы не забыли позвонить в банк, предупредить, чтобызаблокировали ваши карточки? У вас ведь вытащили бумажник.

— О, да, конечно. Я это сделал сразу. Кстати, сколько высобираетесь предложить мне за информацию?

— А в какую сумму вы сами оцениваете то, что можете мнесообщить?

Рейч тихо засмеялся и покачал головой.

— Смотря что вас интересует. Если я вас правильно понял,речь идет о мемуарах, которых нет? Сколько может стоить то, чего нет? Генерал —вор, писатель — врун, и оба мертвые, — Рейч вздохнул, — дрянь, а не информация.Как вы, русские, говорите, дырка от бублика.

— Но вы не исключаете, что Драконова убили из-за этихмемуаров?

— Из-за болтовни о них, — уточнил Рейч, — я поверилДраконову, мог поверить кто-то еще. Лев умел не только болтать, но и слушать.Генерал Жора любил рассказывать о своих подвигах. У него к старости амбициидоминировали над здравым смыслом, он говорил о себе как о великом русскомполководце. Всерьез заявлял, что его фигура имеет для российской истории неменьшее значение, чем фигуры Суворова, Кутузова, Жукова. Портрет его долженнепременно быть во всех школьных учебниках и энциклопедиях.

— Он, кажется, пил крепко? — спросил Григорьев.

— Ну да, да, — поморщился Рейч, — пил, жрал, как свинья.Однако у него хватило ума наворовать миллионы и спрятать их так, что никто досих пор не может найти.

— А племянник? Вы сказали — за ним стоят дядины деньги.

— Существует версия, что дядя все оставил ему. Собственно,других наследников у генерала не было. Деньги хранятся в нескольких швейцарскихбанках. Система защиты простая и надежная. Любая операция требует личногоприсутствия владельца счета, поскольку кодом доступа являются отпечатки егопальцев и компьютерное сканирование радужки глаза. Но есть иные версии.Например, что деньги генерала Жоры — миф. Наворовали другие, и все свалили наКолпакова. А Приза раскручивают некие структуры, криминальные, силовые,коммерческие, это кому как больше нравится, в общем, тайные силы,заинтересованные поставить во главе оппозиции свою марионетку. Конечно,президентом он не станет, это смешно, однако политическое будущее у него есть.

Андрей Евгеньевич не спешил заводить разговор о фотографиях.Генриху совсем не обязательно знать, за какой именно информацией явился к немуГригорьев. Не стоило спешить. В конце концов, это не последняя их встреча.

Что касается Владимира Приза, всего лишь пару недель назадон пытался отмахнуться от Маши, он уже слышать не мог об этом Вове. «Прекрати!Над тобой смеются», — повторял он, когда она пыталась доказать ему, что Приз небезмозглая марионетка, что он опасен.

— Генрих, что собой представляет этот Приз?

— Вы меня спрашиваете? — усмехнулся Рейч.

— Ну, а кого же еще? Вы с ним общались недавно, он купил увас перстень доктора Штрауса. Кстати, любопытно — зачем?

— Зачем? — Рейч хрипло хохотнул. — Есть две породы людей,которые тратят большие деньги на подобные штуки. Коллекционеры и фанатики идеи.Коллекционером Владимир Приз не является. Но он не просто фанатик идеи. Онманьяк. Я же вам говорил. Он нацист, он как будто родом из Третьего рейха. Дажевнешне чем-то похож на молодого Гитлера, и страшно гордится этим. Удивительно,что в России этого до сих пор никто не замечает.

* * *

Анастасия Игнатьевна проснулась необычно поздно и удивилась,поскольку ей казалось, что этой ночью она вообще не сомкнула глаз. Комнатузаливал дымчатый, знойный свет. Во дворе, под самым окном, возмущенно оралпетух и кудахтали куры. Было девять.

Настя несколько минут лежала, растерянно глядя в потолок ипытаясь собраться с мыслями. Бессонные ночи не были для нее чем-то необычным,но никогда еще она не чувствовала себя такой разбитой и никогда не спала утромдо девяти.

Дверь в соседнюю комнату оставалась приоткрытой. Настяпривыкла каждое утро видеть застеленную кровать, на которой когда-то спалВасилий, гладкое покрывало, подушки, высоко взбитые и накрытые гипюровойнакидкой. Сейчас в дверном проеме виднелось смятое байковое одеяло, из-под неготорчала забинтованная нога.

— О, Господи, — прошептала она, опомнившись. Девочка крепкоспала. Анастасия Игнатьевна убрала с ее лица длинную слипшуюся прядь. Отприкосновения девочка вздрогнула, пожевала запекшимися губами, перевернулась набок, но не проснулась.

— Ладно, спи, — вздохнула Настя и отправилась кормить кур.

У калитки маячила юродивая Лидуня. Она часто заходила кфельдшерице. Настя кормила ее, мыла, расчесывала длинные жидкие патлы, которыеЛидуня не давала подстричь. При виде ножниц поднимала жалобный крик и рев.

Лидуня никогда ничего не клянчила, просто подходила кзабору, садилась на корточки и рисовала палочкой, летом на земле, зимой наснегу. Рисовала она всякие каракули, как трехлетний ребенок. Ей было околосорока. Она родилась здоровой, но в раннем детстве перенесла менингит и так иосталась на всю жизнь маленьким ребенком, восторженным, добрым и обидчивым.

— Солнушко! — сообщила она, увидев Настю, оскалила беззубыйрот и указала палочкой, зажатой в кулаке, на мутный розовый диск.