Приз - Полина Дашкова

Поликарпыч доплелся до отделения, отдышался на крыльце,выкурил сигарету и позвонил вышестоящему начальству, в город Лобню. К егоглубокой досаде дежурным оказался Колька Мельников, старший лейтенант, человеквредный, грубый и нервный.

— Слышь, Коля, тут у меня потеряшка, — начал объяснятьПоликарпыч, — девчонка семнадцати лет, обгоревшая, без документов, вродепроживает в Москве. Попала в зону пожара, говорить не может. Там у вас,случайно, ориентировок никаких не поступало?

Вопреки ожиданиям старший лейтенант Мельников отреагировалвполне живо, спросил, как она выглядит.

— Девушка, семнадцать лет, волосы длинные, темные. Глазатемные, лицо овальное, нос прямой, рост средний — принялся объяснять Поликарпычи еще раз, не спеша, изложил все подробности.

— Погоди, что значит — не может говорить? Глухонемая, чтоли? — тревожно спросил Мельников.

— Да нет, вроде нет. Игнатьевна сказала, шок у нее, отнервов.

— Кто такая Игнатьевна?

— Фельдшерица, Настя Кузина. Я ж объясняю, она ее накладбище подобрала, полумертвую. Я вот не знаю, что делать? В Москву везти илисюда к вам, в больницу сначала? Ты скажи, ориентировка хоть какая похожая непоступала? Девушка, семнадцать лет…

Насчет ориентировки старший лейтенант так и не ответил, затопообещал приехать и разобраться, чем несказанно удивил деревенскогоучасткового. Уж от кого, но от Кольки Мельникова он не ждал такой расторопностии такого человеческого участия.

Колька был из местных, родился в соседнем поселке, внеблагополучной пьющей семье. Лет пятнадцать назад Поликарпыч лично драл его зауши и не ставил на учет только из жалости. Подросток Мельников пару раз вместес компанией пытался ограбить сельский магазин, участвовал в кровавых драках надискотеке, причем отличался особенной, отчаянной жестокостью.

Была одна история, совсем уж паскудная. Какие-то мерзавцынапали на юродивую Лидуню, изнасиловали ее, избили и бросили в лесу. Случайнона нее наткнулся Вася Кузин, сын фельдшерицы Насти, дотащил до деревни,приволок в медпункт. Настя месяц ее выхаживала.

Преступников так и не нашли. Не было свидетелей. Лидунясжимала в кулаке черный капроновый чулок. Немного оправившись, сумелаобъяснить, что напало на нее четыре человека и морды у них были черные. Позжепо деревне пошел слух, что чулок она содрала с головы Кольки Мельникова. Нодоказательств никаких не было, кроме истошных криков Лидуни, когда она виделаподростка Мельникова.

Он мог бы стать уголовником, но после армии пошел служить вмилицию.

Поликарпыч включил электрический чайник, уселся на крыльцо.Да, Колька Мельников мог бы стать уголовником, а стал старшим лейтенантом, ивполне возможно, дослужится до полковника. Интересно все-таки поворачиваетсяжизнь. Пройдет еще лет десять, и вот вам полковник милиции, Мельников НиколайИванович, солидный уважаемый человек. И никто не вспомнит, каким он был:наглый, хитрый подросток, бьющий всегда до крови, жестокий звереныш по кличкеЛезвие.

— Терпеть не могу чай в пакетиках, — сказал Рейч, заливаязаварку кипятком в пузатом фарфором чайнике, — странная русская привычка — питьна ночь крепкий чай.

— Я больше люблю кофе, — сказал Григорьев.

— Кончился кофе. Это вам не Москва. В Москве можно купить чтоугодно, в любое время суток, от пачки кофе до автомобиля. Остальнаяцивилизованная Европа к восьми вечера закрывает магазины и отдыхает. Так чтопопьете со мной чайку. Кстати, кофеину в нем значительно больше.

Они сидели в гостиной при тусклом свете старинных бра. Рикибольше не появлялся, вероятно, лег спать. Генрих разлил чай по чашкам, поставилна журнальный стол коробку дорогого шоколада и пепельницу.

— Можете курить. Мы с Рики вообще-то никому из гостей неразрешаем курить в гостиной, но для вас, так и быть, я сделаю исключение.

Генриху хотелось поболтать.

— Страстная любовь нацистов ко всему таинственному,мистическому, шла от интуитивного чувства собственной неполноценности, —задумчиво произнес Рейч, взял свою чашку и понюхал пар, — среди них было малонормальных здоровых людей. Почти в каждом какое-нибудь уродство, илифизическое, или психическое, или то и другое сразу.

Он поставил чашку, кряхтя, поднялся с дивана, подошел ккнижным полкам, достал большой потрепанный том. Это была «Краткая энциклопедияТретьего рейха», изданная в США в начале шестидесятых. У Григорьева домаимелась такая же книга, с дарственной надписью от Рейча. Он был одним изсоставителей.

— Вот, смотрите, — Генрих уселся на ручку его кресла.

«А это, кажется, надолго», — заметил про себя Григорьев,глядя, как бережно переворачивает Рейч плотные пожелтевшие страницы.

— Йозеф Геббельс, — представил Рейч носатого человека нафотографии так, словно лично знакомил с ним Григорьева. — Две главные слабости— женщины и власть. Именно в таком порядке. В общем, ничего оригинального.Обидчив и сентиментален. Вел дневник, в котором аккуратно фиксировал все своилюбовные переживания.

«Я оставлю всех женщин и буду обладать только ею, одной. Онаостанется со мной и расцветет пленительной белокурой сладостью. Где же ты, моякоролева?»

Цитату из дневника Геббельса Рейч прочитал выразительно, спридыханием, и стал листать дальше. Открыл на портрете очень красивой женщины.Представил ее.

— Магда Геббельс, в девичестве Фридлендер. Хороша, правда?Была на голову выше своего карлика мужа. Высокая худенькая блондинка справильными лицом и большими нежными глазами. Ненасытная романтическаяавантюристка с претензией на аристократизм. С юности обожала разыгрывать пышныемелодрамы и выстраивать любовные роковые треугольники. Митинги нацистов сталапосещать из-за врожденного пристрастия к пафосу. Преклонялась перед Гитлером,боготворила его. Именно фюрер благословил брак Йозефа и Магды, сделал из ихдома нечто среднее между партийным штабом и светским салоном, а из них —образцовую арийскую семью. В гостиной с утра было полно народу, фюрер вещал,остальные внимали. Магда в кружевном фартуке готовила для своего божествавегетарианские блюда.

Григорьев слушал молча, прихлебывал чай и смотрел, какмолодеет лицо Рейча. Ярче сверкают глаза, на щеках проступает румянец, губы тои дело растягиваются в странной нервной улыбке. Когда он перелистывал страницы,было заметно, что пальцы его слегка дрожат.

— Геббельс, сын бухгалтера из провинциального городка, сюности страдал комплексом неполноценности из-за своей колченогости и малогороста. Это стало стержнем его блестящего пропагандистского дара. Он умел горячои убедительно орать о неполноценности других людей, миллионов людей, целыхнаций. Как Гитлер мнил себя великим живописцем, тонкой художественной натурой,так Геббельс считал себя философом, писателем драматургом, человеком искусства.Благодаря помощи Католического общества после войны ему удалось прослушатькурсы лекций в нескольких лучших германских университетах. В 1922-м он дажеполучил степень доктора философии, защитив диссертацию на тему «Романтическаядрама». Но на этом карьера философа для него закончилась. Ему пришлось работатьмелким биржевым служащим в банке. Именно тогда он вступил в НСДАП ипознакомился с Гитлером. Позже получил возможность компенсировать своитворческие амбиции. Стал министром культуры, публично казнил чужие книги черезсожжение, запрещал фильмы и спектакли, а их авторов высылал или истреблялфизически. Покровительствовал молоденьким актрисам, каждый очередной романзакручивал по всем законам сентиментальной дешевой мелодрамы, со страстями,слезами, роскошью роковых признаний, букетов и будуаров. Опомнился и сталосмотрительней после истории с чешской актрисой Лидой Бааровой. Из-задвадцатидвухлетней славянки министр культуры чуть не развелся со своейобразцовой арийской женой Магдой Он предложил Магде любовь втроем, но такойтреугольник Магду не устраивал. Она пожаловалась фюреру. Фюрер в то времяпланировал вторжение в Чехию. Роман министра культуры с чешской актрисой могиметь ненужный политический резонанс. Актриса была выслана из Германии, ифильмы с ее участием запрещены к показу на всей территории Рейха.