Ниточка судьбы - Елена Гонцова

— Ух ты! — опешила Вера. — Это надо осознать. Вы для этого и шли ко мне, Павел Сергеевич?

— Нет, — ответил Кравцов прищурившись, точно глядел против света. — Я попросил своих друзей исследовать размеры этой клеветнической кампании. Особенного размаха нет, но задуматься есть над чем. Направлено было, скорее всего, на то, чтобы вывести вас из равновесия. Это же нетрудно, не правда ли?

— Вообще-то да, — смутилась Стрешнева.

— Вы когда-то фотографировались с Алексеем Крутицким?

— Да, — ответила Вера. — Эта фотка была у меня в моем «дембельском» альбоме. Как память о музыкальной школе. Я тогда жила в Высоком Городке, у дедушки. А Крутицкий там, как это сказать, одно время дневал и ночевал. Как в свое время Иван Грозный.

— Да Бог с ним, с Иваном Васильевичем, — улыбнулся подобревший от «Флагмана» и мирной атмосферы капитан. — Где этот снимок?

— Понимаю, — ответила девушка, — картинка опубликована, так?

— Угадали.

— И меня там можно узнать?

— Да вы почти не изменились. По крайней мере, Крутицкий там абсолютно узнаваем. Человек, которого знает вся Европа, Америка и половина азиатского континента… Вы, Вера, попали в сферу взрослых игр. Случайно, без всякой вашей вины. Так и хочется сказать — ну бывает же такое!

— Бывает, — мрачно ответила Вера. — Сейчас принесу альбом.

Она была уверена, что фотокарточка на месте. Но скоро эта убежденность сменилась растерянностью. Искать пришлось долго.

Вера огорчилась снова.

Москва — город маленький, если иметь в виду музыкальные и прочие артистические круги. И однажды запущенной сплетни для Москвы хватит с лихвой. На это и рассчитывали.

Крутицкий несколько раз посещал Высокий Городок. На его деньги был восстановлен древнейший монастырь и еще дюжина церквей в округе. Говорили всякое — что он деньги отмывает, что таким образом пытается замолить перед Богом бесчисленные злодеяния.

Вера слышала это как бы издали, ей было не слишком много лет. Дважды Алексей Борисович Крутицкий был в музыкальной школе — довольно молодой, внимательный, резкий, окруженный быстро реагирующими на всякий его жест помощниками. После его вмешательства руководство города мгновенно решило вопрос с новым помещением для школы искусств.

До той поры школа размещалась в кельях братского корпуса монастыря. Неизвестно, о чем больше пекся олигарх — о монастыре, о школе или о себе самом. Но все развивалось стремительно, по сценарию, который Крутицкий сочинял буквально на ходу. Последними подарками от него стали: монастырю — древний колокол, найденный в одном из московских театров, а школе искусств — ремонт и прекрасный немецкий рояль, который привезли неведомо откуда.

«Скучно жить на белом свете, — подумала Вера, — если настоящие негодяи выглядят как этот Крутицкий».

Она стала вспоминать других красивых людей, примеряя к их чертам тайное коварство, трусость особого рода, даже способность на измену Родине. Но тут же одернула себя: какое, мол, имеешь на это право? Ты ведь не беллетрист.

Вдобавок подумала, что в красоте человеческих лиц разбирается не слишком хорошо. И внезапно именно это больно задело Веру. Она считала себя не то чтобы семи пядей во лбу, но умненькой по крайней мере. Отдавала себе отчет в том, что не достигла возраста, пристойного для понимания многих сложных вещей.

Вовка Осетров красивый. Ключарева тоже, в общем-то. Но что-то я больше думаю о мужиках. Кравцов… красивый, даже лучше Вовки.

Красивыми не были, но молодыми были, как говорила мама. Скромничала, конечно. Но фраза эта относится сейчас ко всем, кто окружает Веру.

Первый ее жених, Алексей Тульчин, вот был ли он красивым? Внезапно перед Верой возникла преграда. Она не могла ни вспомнить, ни определить, кто такой реально Тульчин и как он в ряду всех, кого только что представила себе, выглядит.

В нем было что-то от всех других, но создать точный портрет Вера не могла. «Смерть моя пришла, — подумала она готовой фразой. — Какая нелепая смерть! Как в том анекдоте про скелет в блестящем цилиндре и с воздушными шариками в костяной руке».

А дело в том, что Тульчин был, страшно произнести, композитором. И в этом состоял какой-то подвох. Алексей мог быть сколь угодно хорошим, так все, верно, и обстояло. Но вот то, что он «композитор», в голове не укладывалось ни тогда, ни сейчас. Композитор — это Чайковский, Римский-Корсаков, Рахманинов и Стравинский, наконец, да множество других, в париках чудесных или без оных.

Они жили в поместьях, у них были прекрасные лошади, да и мир тогда был совсем другим, располагавшим к изысканному сочинительству. Все вышло из усадьбы, вся русская гармония, — и шум дубов, и рокот темной воды в начале этой великой музыки. А вот преподавать в музыкальном училище и сочинять классическую музыку, неважно, для фортепиано только или для симфонического оркестра, сейчас нельзя. Почему? Ответа на этот резонный вопрос Стрешнева не находила.

«Видать, я дурочка, — надрывно подумала она, на мгновение пугаясь всего — себя, Москвы, этой чужой квартиры, где она для чего-то живет одна четыре бесконечных года. — Надо было сидеть в своей глуши. Что ж, еще не поздно. Никто и ни в чем меня теперь не обвинит. Какая-никакая известность меня спасет на время от насмешек. А потом как-нибудь впишусь в размеренной быт русской провинции… Ну нет! Куда угодно, в Норвегию, в Чехию, да хоть в Португалию, — только не это!»

Снимок, на котором скромная школьница Верочка вручала букет цветущего чертополоха импозантному Алексею Крутицкому, исчез не только со своего места в альбоме. Вера перевернула все бумаги, все ноты и шкатулки — снимка не было.

— Может быть, эту фотографию и украли злоумышленники? — предположила девушка.

— Нет, — ответил Кравцов твердо. — Снимок изъят раньше. В бульварной газетенке с колоссальным тиражом картинка появилась до визита сюда этой «сладкой парочки».

— Какой парочки? — удивилась она. — Ах да. Они мне мерещатся повсюду. На Волхонке, на Полянке, на Покровке, даже на Пречистенке…

— Вам что-нибудь говорит фамилия Тульчин? — без перехода спросил Кравцов.

— А что с ним? — вырвалось у Веры, все еще сильно перепуганной.

— Вижу, что эта фамилия говорит вам о многом, — добродушно заметил Павел Сергеевич, наливая себе еще полстакана «Флагмана». — Вчера мне позвонили, и без всяких лишних объяснений человек, назвавшийся Алексеем Тульчиным, предупредил о том, что вам грозит серьезная опасность.

— И все? — разочарованно произнесла Вера.

— Нет, не все, — улыбнулся капитан. — Но для вас будет лучше, если вы исчезнете из Москвы на несколько дней.

— Это он так сказал?

— Нет, это я так решил.

— А что сказал Алексей? И вообще, где он? И откуда он узнал ваш телефон?

— У нас с ним оказался общий приятель. Впрочем, это к делу не относится.