Миссис Макгинти с жизнью рассталась - Агата Кристи

Миссис Оливер промолчала. Что касается сцен, пусть головаболит у Робина Апуорда.

Робин метнул на нее взгляд, в котором читалось недовольство.

В то утро, охваченная новым настроением (такое с нейслучалось часто), миссис Оливер внезапно разочаровалась в своей прическе –распущенные волосы надоели. Обмакнув щетку в воду, она прилепила седые завиткиближе к черепу. Высокий лоб, массивные очки, суровый взор – она все большенапоминала Робину его школьную учительницу, перед которой он трепетал всеотроческие годы. Он чувствовал, что ему все труднее обращаться к ней «дорогая»,его передергивало даже от «Ариадны».

Тоном капризного ребенка он произнес:

– Знаете, что-то я сегодня не в форме. Может, вчерашний ужинсказывается. Так что давайте оставим наши описания и подумаем об актерах. Еслибы удалось заполучить Дэниса Кэллори, о лучшем нечего и мечтать, но он сейчасзанят на съемках. А Джин Беллиус подошла бы нам на Ингрид – и она хочет сыгратьэту роль, это уже хорошо. И совершенно гениальная идея – пригласить Сесила нароль Эрика. Поедем вечером на «Отщепенца»? Поглядите на Сесила и скажете мне,что вы о нем думаете.

Миссис Оливер ухватилась за это предложение, и Робин пошелзвонить.

– Порядок, – доложил он, вернувшись. – Билеты будут.

4

Утро выдалось многообещающим, но посулы так и осталисьпосулами. Неизвестно откуда набежали тучи, день притих – вот-вот грянет дождь.Пробираясь через густой кустарник к входной двери Хантерс-Клоуз, Пуаро подумал:не хотел бы он жить в этой долине-впадине у подножия холма. Сам дом был сокрытза деревьями, ветвистый плющ пленил все садовые дорожки. Тут бы пройтись стопором.

С топором? Или с сахароколкой?

Он нажал на звонок, не дождался ответа – позвонил еще раз.

Дверь открыла Дейдри Хендерсон. Она явно удивилась.

– О-о, – сказала она, – это вы.

– Можно зайти? Я хочу поговорить с вами.

– Я… да, что же, заходите.

Она провела его в небольшую полутемную гостиную, где оноднажды сидел в ожидании. На каминной полке он тотчас опознал старшего братанебольшого кофейника, какой стоял у Морин. Его огромный искривленный хобот-клювв этой маленькой на западный манер комнатке словно был главным, намекал нанекую восточную свирепость.

– К сожалению, – извиняющимся тоном сказала Дейдри, – у нассегодня неприятности на домашнем фронте. Наша служанка, немецкая девушка, отнас уходит. Прожила тут всего месяц. Похоже, она согласилась у нас работать,потому что хотела сюда переехать – у нее в Англии жених. А теперь у них всерешилось, и сегодня она от нас съезжает.

Пуаро прищелкнул языком.

– Довольно бесцеремонно с ее стороны.

– Вы тоже так считаете, да? Отчим говорит, она просто неимеет права. Может, и не имеет, но что тут поделаешь – она выходит замуж, адальше ей хоть трава не расти. Мы бы вообще ничего не знали – это я случайноувидела, что она собирает свои вещи. А то просто ушла бы из дому, никому несказав и слова.

– Увы, в наше время бесцеремонность – вещь нередкая.

– Да, – уныло согласилась Дейдри. – Наверное.

Тыльной стороной ладони она потерла лоб.

– Я устала, – призналась она. – Очень устала.

– Понимаю, – учтиво произнес Пуаро. – Немудрено.

– Вы что-то хотели, месье Пуаро?

– Я хотел спросить у вас про сахарный молоток.

– Сахарный молоток? – Она непонимающе посмотрела на него.

– Такая медная штуковина, с птичкой, инкрустированнаяголубыми, красными и зелеными камешками, – со всей тщательностью описал Пуаро.

– А-а, да, знаю.

Но никакого интереса или оживления в ее голосе непослышалось.

– Верно ли, что раньше он был здесь?

– Да. Мама купила его на базаре в Багдаде. Мы его вместе сдругой утварью отнесли в дом священника на распродажу.

– «Приноси и покупай»?

– Да. Такие распродажи у нас бывают часто. Доход идетцеркви. Отдавать деньги просто так желающих все меньше, а избавиться отненужного старья вроде и не жалко. А кто-то его покупает.

– Значит, до Рождества этот молоток был здесь, в этом доме,а потом вы отдали его для торгов «Приноси и покупай». Верно я говорю?

Дейдри нахмурилась.

– Отдали, только не под Рождество. До этого были другиеторги. В честь праздника урожая.

– Праздник урожая? Это когда же? В октябре? В сентябре?

– В конце сентября.

В комнатке воцарилась тишина. Пуаро смотрел на девушку, онасмотрела на него. Не лицо, а море в штиль – никаких всплесков, никакой ряби,никакого волнения. Кроется там что-то или нет, за этой стеной вялости и апатии?Может, и нет. Может, она и вправду просто устала…

Он спросил спокойно, но настойчиво:

– Вы уверены, что это были торги в честь праздника урожая? Ане под Рождество?

– Уверена.

Глаза ее не мигая смотрели на него. Эркюль Пуаро ждал. Ну,дальше, дальше… Но того, чего он ждал, не последовало. Тогда, взяв официальнуюноту, он произнес:

– Не смею вас больше задерживать, мадемуазель.

Она проводила его до двери.

И вот он уже снова шел вниз по дороге.

Итак, два взаимоисключающих заявления. Одно с другим – нупросто никак.

Кто же говорит правду? Морин Саммерхейз или ДейдриХендерсон?

Если сахароколка – орудие убийства, то вопрос этотпринципиальный. Праздник урожая отмечают в конце сентября. Рождество – известнокогда. А в промежутке, двадцать второго ноября, убили миссис Макгинти. И комуже в это время принадлежала сахароколка?

Он отправился на почту. Миссис Толк, всегда готовая помочь,и на этот раз оказалась на высоте. Да, она была на обоих торгах. И на всехпредыдущих. Там можно наткнуться на какую-нибудь симпатичную вещицу. Она,кстати, помогала все раскладывать для продажи. Правда, почти ничего неприсылали заранее – люди приносили с собой, что хотели отдать, а заодно приценивалиськ тому, что принесли другие.

Медный молоток, похожий на топорик, с цветными камешками иптичкой? Нет, такого она не припомнит. Вещей, надо сказать, натащили множество,была настоящая неразбериха, и многое выхватывали в ту же секунду. Впрочем,погодите, что-то такое и вправду было… да, и поставили за пять шиллингов скофейником в придачу, кофейник-то был с дыркой, так что не попользуешься,только как украшение. А вот когда было дело – этого она не помнит. Может, подРождество, а может, и раньше. Как-то не отложилось в памяти…