Нам нужно поговорить о Кевине - Лайонел Шрайвер

не закончено, я увиливала от него, но что хуже – то, что я затеяла, шло очень плохо. Вот этим фактам я смотрела в лицо; вот для этого мне пригодилось мое одиночество. В конце концов, единственное, чего нельзя избежать в Африке, – это дети.

На последнем этапе трехмесячной поездки, которую, как ты помнишь, я сократила, я приняла несколько важных решений. Слишком много у меня было поездок, и эту я затеяла не столько ради исследовательской атмосферы, сколько для того, чтобы добиться своего и доказать, что моя жизнь не изменилась, что я все еще молода, все еще любопытна, все еще свободна; несомненно, это лишь доказывало, что моя жизнь на самом деле изменилась, что в свои сорок один я и близко не молода, что я и вправду удовлетворила свое поверхностное любопытство по отношению к другим странам и что существует разновидность свободы, которой я не могу воспользоваться, не утопив при этом единственный крошечный островок постоянства, прочного смысла и длительного желания, который мне удалось аннексировать в этом огромном и произвольном море интернационального равнодушия.

Устроившись на полу в зале аэропорта в Хараре и сидя на грязном линолеуме (сидеть было больше негде, а самолет опаздывал на восемь часов, потому что весь этот Боинг-737 присвоила жена какого-то министра, которой захотелось слетать за покупками в Париж), я, кажется, необъяснимым образом утратила свою прежнюю спокойную уверенность в том, что неудобство (если не полная катастрофа) было трамплином почти перед каждым настоящим приключением за границей. Меня больше не убеждал старый афоризм, помещенный во введении к каждому выпуску путеводителей «Крыла Надежды» и утверждавший, что худшее, что может случиться в любой поездке, – это если она пройдет гладко. Вместо этого я, как любой турист с Запада, нетерпеливо мечтала о кондиционере и сердилась, что единственным доступным напитком была апельсиновая фанта, которую я не люблю. С учетом того, что холодильник в торговом ряду сломался, фанта имела температуру, близкую к кипению.

Это затянувшееся потное ожидание позволило мне поразмыслить и решить, что на данный момент в вопросе материнских обязанностей я сделала лишь первые шаги. Странным образом я решила, что мне нужно заново принять трудное решение 1982 года и окунуться в материнство с головой. Мне нужно было заново забеременеть Кевином. Как и его рождение, воспитание нашего сына могло стать опытом, который перенесет меня в другую жизнь, если только я перестану этому сопротивляться. Как я в последующие годы изо всех сил старалась внушить Кевину (безуспешно), редко так бывает, чтобы объект твоего внимания был от природы скучным или интересным. Ничто не будет интересным, если ты не интересуешься. Напрасно я ждала, сложа руки, чтобы Кевин проявил готовность доказать, что он достоин моего энтузиазма. Это было слишком высоким требованием по отношению к маленькому мальчику, который был бы ко мне мил настолько, насколько я ему это позволю. Мне давно пора было пойти Кевину навстречу.

По прилету в аэропорт Кеннеди я прямо-таки излучала решительность, оптимизм и добрую волю. Но в ретроспективе я все же должна заметить, что я больше всего пылала любовью к нашему сыну тогда, когда его не было рядом.

С рождеством,

Ева

27 декабря 2000 года

Дорогой Франклин,

заранее спросив, не против ли я, сегодня моя мама устроила тут небольшие девичьи посиделки; думаю, она пожалела, что выбрала именно этот день. Оказывается, вчера в Уэйкфилде, штат Массачусетс, очень крупный несчастный мужчина – инженер-программист по имени Майкл Макдермотт, который теперь известен всей стране как фанат научной фантастики (точно так же большинству людей с улицы теперь известно пристрастие нашего сына к одежде меньшего размера) – вошел в здание компании «Эджуотер Технолоджи» с дробовиком, автоматом и пистолетом и убил семерых своих коллег[120]. Насколько я понимаю, мистер Макдермотт был расстроен – и вот я уже хорошо знакома с деталями его финансового положения, вплоть до того факта, что его машину вот-вот должны были изъять за неуплату долгов и что его работодатели удерживали его зарплату в счет просроченных налогов.

Я не могла не подумать о твоих родителях, поскольку они живут недалеко от Уэйкфилда. Твоего отца всегда заботило, чтобы его первоклассные приспособления были сделаны с тонким чувством пропорциональности; такая озабоченность, конечно же, распространяется и на поведенческие рамки – например на способы устранения несправедливости. Твоим родителям, наверное, кажется, что вокруг них сжимается физически абсурдный мир, который не уважает ресурсы.

Давным-давно отказавшись от трудной задачи приглашать Соню Качадурян на ответные посиделки и терпеть те причудливые отговорки, которые она всегда придумывала, когда объясняла мне, почему не может пойти на премьеру школьной пьесы, в которой я играю, эти стреляные воробьихи уже много раз пробовали приготовленные матерью лахмаджун[121] и посыпанные кунжутом печенья, так что они не слишком долго задержались на фуршетных закусках. Вместо этого они до смерти хотели поговорить о Майкле Макдермотте, хоть и вели себя несколько неуверенно (принимая во внимание присутствие почетной гостьи). Одна вдова печально заметила, что она понимает, каким отщепенцем должен был чувствовать себя молодой человек с прозвищем Навозник. Моя раздражительная тетя Алин пробормотала, что ее собственная продолжающаяся битва со службой внутреннего налогообложения (недоплаченные в 1991 году 17 долларов за годы обросли процентами и пенями, раздувшись до суммы больше 1300 долларов) – скоро тоже вполне может довести ее до того, что она возьмет в руки оружие. Но все они исподволь обращались ко мне – штатному эксперту, который умеет заглянуть в извращенный ум.

В конце концов мне пришлось проявить твердость и напомнить этим дамам, что я и обсуждаемый толстяк-одиночка никогда не были знакомы. Внезапно всем показалось, что в этой стране в наши дни никто больше не специализируется на банальном убийстве – не больше, чем юрист, который изучает старую добрую юриспруденцию. Есть «убийство на работе» и есть «стрельба в школе» – совершенно иная область специализации; и я почувствовала, как в комнате повисла всеобщая неловкость, словно все они позвонили в Отдел продаж, а надо было звонить в Службу поддержки клиентов. Поскольку тему выборов во Флориде до сих пор слишком опасно поднимать, не будучи уверенными, что все присутствующие занимают одну сторону в текущем вопросе, одна из дам благоразумно вернула беседу к лахмаджуну.

И вообще, кто сказал, что преступление себя не оправдывает? Сомневаюсь, что налоговая когда-нибудь увидит хоть цент из денег этого Навозника, и сорокадвухлетний налоговый мошенник будет стоить дядюшке Сэму гораздо более солидной суммы, израсходованной на судебные издержки, чем налоговая когда-либо выжала бы из его зарплаты.

Вот так я теперь думаю, потому что цена правосудия больше не является каким-то абстрактным понятием в моей жизни – это жесткий и непреклонный счет, идущий на доллары и центы. И я на самом деле часто внезапно вспоминаю эпизоды того процесса – гражданского процесса. Суд по уголовному делу почти не отложился у меня в памяти.

– Госпожа Качадурян, – слышу я. Харви зычным голосом начинает свою часть прямого допроса. – Обвинение подробно остановилось на том, что вы управляли компанией на Манхэттене и в это время оставляли своего сына на попечении посторонних людей и что вы были в Африке, когда ему исполнилось четыре года.

– Я в то время не знала, что иметь свою собственную жизнь – это незаконно.

– Однако после возвращения из той поездки вы наняли человека, который контролировал бы текущие дела вашей фирмы, чтобы вы могли быть лучшей матерью своему ребенку?

– Да, это так.

– Разве вы не стали его главным опекуном? В сущности, если не считать приглашаемых время от времени приходящих нянь, разве вы не отказались полностью от внешней помощи?

– Откровенно говоря, мы отказались от найма няни, потому что не могли найти никого, кто мог бы выдержать Кевина дольше нескольких недель.

Вид у Харви был кислый. Его клиентка вредила сама себе. Я воображала, что это качество делает меня особенной, но усталое выражение лица моего адвоката говорило о том, что таких, как я, – множество.

– Однако вы беспокоились о том, что ему нужно постоянное и неизменное окружение, и именно поэтому вы прервали тот непрерывный