Демиургия. Рассказы - Виталий Орехов

– Так, я вижу две руки, что ж, пусть будет две, – подытожил председатель. Теперь попрошу поднять руки тех, кто воздержится от голосования.

Не одной поднятой руки не оказалось.

– Теперь, в порядке, утвержденным уставом, порошу поднять руки дворян, не одобряющих сей закон. – Как и ожидалось, все остальные руки был подняты на этот раз. Среди них были и руки Меньшикова и Безрукова.

– И того у нас два голоса за одобрение прожекта, двадцать семь против и нуль воздержавшихся. В таком случае, раз есть разногласия, необходимо предоставить обеим сторонам высказаться. Пусть каждая сторона выберет по одному оратору и начнем.

Выбрать «ораторов» для либеральной стороны не представляло никакой сложности. Канибацкий подошел к Алексашкину и сказал:

– Ну-с, надеюсь Вы защитите идеи свободы и равенства, Тимофей Федорович.

– Безусловно! Аристарх Николаевич, не только защищу. Мы докажем этим твердолобым, что каждому были даны равные права, что преумаление прав любого из сословий не только не справедливо, но и должно быть…

– Ну-с, и славно, – перебил его Канибацкий, – для него основная задача была снята. Уж очень не хотел он сейчас никому ничего доказывать, тем боле, что и сам не вполне понимал, что бы такого он должен был доказать. Подходя к Алексашкину он решил, что если и тот откажется от речи, то он ничего говорить не собирается. Это, в конце концов, его право, а уж права свои он знал и уважал.

Совсем другая была ситуация с противоположной стороны. Конечно, большинство на речь и не претендовало, но среди тех, кому было что сказать, развернулась настоящая полемика. В конце концов, выделились три человека, которые никак не хотели отдавать другому голос, все три искренне верившие, что именно они защитят дворянскую честь, в их, конечно, понимании, и переубедят и дворян, и Сенат и Госсовет не принимать проекта. Среди них были: предводитель Дворянского собрания Царицынской губернии Юрий Бенедиктович Самойлов, предводитель Дворянского собрания Костромской губернии Виктор Сергеевич Харитонов и товарищ предводителя Дворянского собрания Новгородской губернии Мальцев (сам предводитель не смог приехать по болезни, о чем известил собрание заранее и прислал вместо себя своего товарища). Между ними тремя развернулась ожесточенная дискуссия о том, кому представлять правую, консервативную сторону. Что же до остальных дворян, проголосовавших против, то большинству было решительно все равно. Они были уверены, что одного голосования уже было достаточно и что заседатели от государственных органов уже все поняли. Меж тем выбрать между этими троими было непросто.

– Да, господа, послушайте же, – заявил Самойлов, уже немолодой человек, лет, этак под сорок, с каким-то вечно обиженным выражением лица, – предоставьте мне слово и вы увидите, что все со мною согласятся. Ни у кого не будет и тени сомнения в ошибочности этого закона.

– Нет, нет, господа, – утверждал Мальцев, – если Вы и хотите услышать речь, которая защитит дворян, в этой последней цитадели, где мы истинно свободны, так предоставьте слово мне.

– Но разве ж можно, – перебивал Харитонов, – чтобы такое важное дело, такое слово предоставлять товарищу предводителя. Я нисколько не сомневаюсь в его ораторских способностях, и в порядочности господина Мальцева, но лучше уж пусть слово будет за мной. Я человек в таких делах опытный, мне уже скоро седьмой десяток пойдет, и я не раз встречался по многим вопросам и с почившим в бозе Императором Николаем, и с ныне здравствующим и дай Бог ему на много лет здоровья Его Величеством нынешним Императором, посему я настаиваю дать слово мне, хотя бы из уважения к моему опыту. Я уж знаю, как все эти нововведения строятся и чего стоят.

К ним подошел Меньшиков, которому несколько надоел их спор и который чувствовал усталость и уже хотел покинуть это собрание.

– Господа, почему же вы не можете решить этот вопрос полюбовно? Вы же взрослые люди, господа. Пускай представляет нашу сторону господин Харитонов. Он, действительно, всех нас опытнее. А у вас, господа, будет еще возможность высказаться, но, не уверен, что на этом собрании. Давайте же доверим это важное дело такому опытному человеку, – говорил Меньшиков с максимальной учтивостью, стараясь не затронуть и не обидеть двух других, помимо Харитонова. Честно говоря, ему, как и большинству в зале было абсолютно все равно, кто будет их представлять. Он выбрал Харитонова, поскольку Самойлов и Мальцев очень уж горячились, и, судя по всему, их речи обещали быть долгими.

Мальцев и Самойлов вынуждены были согласиться. Им и самим надоело спорить, продолжали же они, только из-за представления о пресловутой дворянской чести, которую боялись уронить в глазах друг друга, но их попросили, тем более такой уважаемый человек, как Александр Петрович.

– Господа, – воодушевился костромич, – вы не пожалеете, господа! После моей речи все будут против этой варварской, отвратительной реформы.

Когда председателю было доложено, что оба оратора избраны, он назначил слушания.

– Предводители ‘убернских дворянств, так как голосование начиналось с вопроса о том, кто против реформ, предлагаю начать наши прения с речи тех, кто за. Слово предоставляется предводителю дворян Костромской Губернии тайному советнику Харитонову Виктору Сергеевичу.

На кафедру взошел Харитонов. Вся его речь была насыщена патетическими нотками. Он стремился произвести впечатление на публику, иногда даже доходил до крика. Примечательно, что мало кто обратил внимание на тот факт, что неважно, как бы Харитонов произносил свою речь. И по общему настроению и по первому голосованию было очевидно, что дворяне против реформы, а речь Харитонова – простая формальность, почему-то воспринятая заседателями как «защита дворянской чести» в ее последнем оплоте. Глупость.

«Итак, – начал Харитонов, – господа, на наше внимание предлагается рассмотрение одной реформы, которую предлагается в скором времени ввести в действие. Но сначала давайте осознаем ту ситуацию, в которой мы находимся. Вот уже 18 лет как нарушен традиционный для России порядок существования и сосуществования людей. Мужик – основа России, да именно основа, я никогда не понимал, почему иногда называют основным в России дворянское сословие, крестьяне – вот оплот России, именно в крестьянстве ее сила, так вот, этот мужик нуждается в руководстве. Это и так каждый из нас знает, с тех пор, как у нас нет крепостного права, этот мужик совсем потерял себя. Сбор зерна среди бывших помещичьих землевладений постоянно сокращается, это, несомненно, отразится на нашей национальной экономике, попомните мое слово. Что же дальше? Дальше пришла земская реформа, которая, несмотря на все ее положительные черты, главная из которых, безусловно, меньшая зависимость от центра, также принесла свои «прогрессистские» (это слово он весьма иронически выделил голосом) новшества. В земских собраниях заседают крестьяне, получившие у нас новое имя «свободных сельских обывателей»… Как вы думаете, господа, много ли мужики, которые еще вчера пахали землю, которые еще вчера, прости Господи, доили коров теперь принимают решения административной важности, от которых зависят финансы того или иного региона, политические вопросы. Как вы думаете, господа, я опять еще раз вас спрашиваю, много ли эти мужики понимают? Нет! И это основное, что нам всем необходимо понять. Господа, что же нам предлагают теперь? Нам предлагают представить в губернских куриях и думах, господа, в губернских, на втором уровне власти! Нам предлагают предоставить мужикам там представительства, т.е. места. И что же? Может следующим шагом, будет предоставить пахарям места в Сенате?! – При этом он обратился к заседателю Ракитину, – А, может, и в министры мужика запишем? А что, господа, представьте, министр иностранного дела Фрол Михалов, только рожь уберет и в Берлин, на прием к канцлеру, прям так, в лаптях. Министр финансов – Борис Кривой, напьется и подпишет государственный бюджет Императору на рассмотрение. Вот к тому и идет. Но, господа, благородные дворяне, позвольте вам один вопрос: кто же в таком случае будет пахать землю? Может мы и пойдем? Прямо после собрания я предлагаю вам всем небольшой эксперимент, как приедете в свои губернии, пусть каждый из вас перекопает аров шесть, просто перекопает. Я думаю, что мужик, заседающий в думе должен чувствовать себя также. Я даже в этом уверен.