Парижское эхо - Себастьян Фолкс

Ей не хватало близости других людей, даже тех, кто искренне ее любил. Она всегда хотела большего. Хотела, чтобы кто-то узнал ее такой, какой она знала себя сама. Пусть даже близким станет незнакомец. Пусть всего на несколько минут.

Поначалу я был уверен, что Клемане все выдумала, но ее история подтвердилась. В интернете писали об облаве и стадионе «Вель д’Ив» как о печально известном инциденте времен Второй мировой войны, когда Париж находился под немецкой оккупацией. Людей собрали на территории большого велодрома, недалеко от набережной Гренель. В память о жертвах (с опозданием на пятьдесят три года) французы возвели тот самый бронзовый мемориал, который попался мне на причале. За несколько дней полицейские согнали на арену велодрома около тринадцати тысяч человек, которых затем переправили на северную окраину города, в место под названием Драней, в недостроенный жилой комплекс. Затем их посадили в поезда и отправили в Польшу. Чуть раньше, пытаясь предотвратить налеты британских бомбардировщиков, стеклянный купол велодрома закрасили в синий цвет, а когда подошло время облавы, парижская полиция заколотила там все окна и двери – чтобы люди не могли убежать. В ходе операции «Весенний ветер» предполагалось арестовать двадцать восемь тысяч человек – именно столько требовали немцы по «квоте». Правда, к весне и ветру происходившее не имело абсолютно никакого отношения. Стоял июль, и под синим куполом люди жарились, как в парнике, не имея доступа к удобствам. Началась дизентерия. Из тринадцати тысяч человек, отправленных в лагеря смерти, после войны живыми вернулись четыреста.

На работе я попытался обсудить эту историю с Хасимом и Джамалем. Они впервые о ней слышали. Хасим, правда, вспомнил похожий случай: по его словам, в ходе войны с Францией тысячи алжирцев значились «пропавшими без вести» – и не только солдаты, но и политические заключенные, которых истребляли по приказу французских властей. Наверное, такой реакции стоило ожидать: в конце концов, никому нет дела до страданий чужого народа. Алжирские события Хасим назвал расправами.

Пару дней спустя мы с Джамалем, как обычно, работали на кухне. После долгого молчания он вдруг посмотрел на меня и спросил, читал ли я когда-нибудь Коран. Мне стало неловко. Узнав про детство Джамаля в лагере для «харки», я относился к нему с опаской. Он мне по-прежнему нравился, но мне и в голову бы не пришло обсуждать с ним религию.

– Очень давно, еще ребенком. Я и в мечеть ходил, но, правда, совсем недолго. Там проходили занятия. Но мать у меня была христианкой, так что…

Джамаль достал из шкафчика для специй потрепанную книгу и протянул ее мне.

– Вот, возьми. На французском.

– А ты ее читал?

– Я-то? Нет. Сам я неверующий. Чтобы понимать, как все устроено, мне не нужна религия. И бог не нужен – я и без него прекрасно знаю, за что ненавижу эту страну. Достаточно вспомнить, что случилось с нашим народом.

– Если это все та же старая война между нашим народом и французами, то почему джихадисты постоянно кричат о религии? При чем тут она?

Ответа я не дождался, потому что на пороге в этот момент возник Хасим. Он широко улыбался – кажется, впервые за все время нашего знакомства. В Алжире у него был какой-то богатый родственник, который, как выяснилось, подумывал открыть в Париже ресторан – и не в банльё, а где-то в центре. Он хотел подсадить на фаст-фуд столичных жителей, с которых можно было бы брать больше денег. Конечно, мне, обыкновенному кухонному рабу, стоило бы держать язык за зубами, но, по-моему, девушки, которые гуляют по рю Фобур-Сент-Оноре в поисках очередной сумочки, вряд ли захотят есть бургеры и кебаб.

– Неправда, – возразил Хасим. – На Елисейских Полях есть «Макдоналдс».

Тоже верно. В самом деле, даже на той улице, где жила Клемане, – в престижной части города, – мне на глаза попался «Сабвей».

Прокашлявшись, Джамаль вытер рукой губы и сказал:

– Слушай, босс. То ведь большие американские сети. За ними стоят миллионы.

Хасима это не пугало.

– Вот Маре, кажется, неплохое местечко, – рассуждал он. – Модное. И туристов там полно. Да, пожалуй, можно попробовать. Начинать, ясное дело, лучше с краткосрочной аренды.

– Да там одни евреи, в этом Маре, – отмахнулся Джамаль. – Евреи и фалафель.

Пока они с Хасимом спорили, я открыл свежий пакет с замороженной курицей из Трансильвании и высыпал содержимое в духовку. Через пару минут мужчины уже ругались во весь голос: твоя мама то, а твоя сестра это. Джамаля идея не устраивала в принципе: по религиозным, финансовым и любым другим соображениям. Однако на деле ему бы тоже стоило помалкивать, поскольку ситуация никак его не касалась.

При виде их перепалки меня вдруг осенило. Вмиг я неожиданно понял: эти крепкие с виду мужики в глубине души до смерти напуганы, потому что не имеют ни малейшего понятия о том, что происходит в центре Парижа. За всю жизнь они едва переступили границы своей парижской медины, которой по сути и являлся Сен-Дени: ночью, по дороге домой с работы, они изо всех сил старались не попасться на глаза какому-нибудь грабителю или наркоторговцу, а утром – снова вставали к станку, в жаре и чаду заведения под названием «Панамская жареная курица». Они не ездили на метро и не представляли себе, каково это – прыгнуть в первый попавшийся поезд и рвануть в центр, на какую-нибудь «Фий дю Кальвер». Нет, они боялись, что их арестуют – просто так, за «подозрительную» внешность. Что бы я ни говорил Сандрин про расовые предрассудки, в реальности мне было на них наплевать. В силу возраста? А может, потому что я не собирался оставаться в Париже навсегда? Наверное, и то и другое.

– Давайте я схожу на разведку? – предложил я. – Мой любимый ресторан как раз недалеко от Маре. Пройдусь по местным заведениям, поспрашиваю владельцев про аренду, налоги и прочее.

Вдруг мужчины прекратили спорить, так и не выяснив, чья мать на самом деле была одноглазой шлюхой. После короткой паузы они накинулись на меня вдвоем. К счастью, я давно научился не принимать оскорбления на свой счет – точно так же, как когда-то научился не стесняться незнакомцев.

Может, я просто привык, потому что вырос рядом с таким человеком, как мой отец. В любом случае, когда спор утих, я получил от них разрешение.

Тем временем на Бют-о-Кай все шло достаточно неплохо, по крайней мере в том, что касалось наших отношений с Ханной. Она по-прежнему не брала с меня арендной платы, но я порой оставлял для нее кое-какие деньги на кухонном столе. Иногда я подкладывал туда еще связку бананов или бутылку йогурта, который она любила. В «ПЖК» я зарабатывал пятьдесят евро в день, из которых обычно тратил на еду только десять, поэтому для Ханны мог оставлять двадцать. Мы никогда это не обсуждали, но кажется, моя схема работала.

Еще она попросила меня помочь ей с переводом одного аудиофайла. Она скачала его на свой ноутбук, поэтому мне пришлось дождаться вечера, когда она закончит работу пораньше и пойдет спать. На компьютере не стояло никакого пароля, и некоторое время я боролся с искушением проверить историю ее браузера. Что ищет американка средних лет? Купоны на картошку фри и бесплатную колу? Нет, такое ей не нравилось. Горячие арабы с гигантскими… Нет-нет, точно не это. Historicalbackwater. com? Возможно. Lipmoisturisersupermart.com[33]? Пожалуй, вот и весь список. Но если серьезно, я не стал ничего проверять. Я колебался, но все-таки устоял.