Пленницы. Расплата - Мария Меркер

в своего похитителя. Облегчение приносит лишь на то, что это наваждение можно списать на банальную физиологию. Не я хочу его, а моё тело. И влюбилось тоже тело под предательским действием гормонов.

Убрав руку от моей щеки, скользит пальцами по животу прямо к разведённым ногам, и только касается лобка, я рефлекторно сжимаю колени, зажав его руку между ляжками.

— Хочешь воспользоваться беспомощным состоянием? Я только пришла в себя, не нужно, — прервав поцелуй, шепчу ему в губы.

— Просто хочу поласкать тебя, что в этом плохого? Большего не попрошу, — целуя уголки моего рта, шепчет Вадим в ответ.

— Что-то не верится, — отвечаю, чувствуя, как в спину упирается него набухающий член. Пикнуть не успею, как он окажется во мне. Не то, чтобы я против, но в моём состоянии секса совсем не хочется. Вадим не унимается, пока я не расслабляюсь, позволяя его пальцам проникнуть между половых губ. Лёгкая улыбка озаряет лицо мужчины, и я снова попадаю в этот сладкий плен, разрешая делать с собой всё, чего он пожелает. Даже лишённая сил, я возбуждаюсь от легких поглаживаний по клитору. Он не торопится, мой чувствительный узелок медленно, чуть надавливает, с тем же ритмом терзая мои губы.

— Ох, шея затекла, — отстраняется и, придавив меня к своей груди, продолжает ласкать так же чувственно, неторопливо, доводя до ошеломительного оргазма. Стараясь сдерживать свои порывы, я еще сильнее утопаю в этом вязком омуте, ванная комната расплывается в глазах. Довольный собой, Вадим кладёт на меня вторую руку, а его эрекция постепенно спадает. Надо же. Повернув голову, вопросительно смотрю на него, и получаю в ответ в точности такой же взгляд. Понял без слов.

— Что? Сказал же, не буду тебя трахать. Просто решил сделать тебе приятно, говорят, оргазм расслабляет, снимает боль. Но если ты захочешь взять в ротик, против не буду.

— Я не сомневалась, — надув губы, отворачиваюсь. Мужчина по-доброму усмехается.

— Пошутил я, ясно? Не нужно мне ничего, отдыхай, малыш, — нежно целует меня в висок, и я по отголоскам боли вспоминаю, куда мне прилетело от Клима. Вспоминаю ночь в гостинице, и что я сказала Вадиму, будучи в отчаянии. Как разозлили его мои слова. Он злился до последнего, а сейчас будто ничего и не было, целует меня, делает приятно, совсем не тот, что был прежде, мягкий как пуховая перина.

Сидим в воде, пока она не становится прохладной. Стрела помогает мне помыться, трет спину, всё время норовя чмокнуть меня то в плечо, то в шею сзади, как влюбленный мальчишка, щекочет, водя губами по покрытой мурашками коже, пока я не прошу его прекратить, ссылаясь на плохое самочувствие.

Он всё понимает, и больше не трогает меня, даже не пытается, и в спальне, накрыв моё обнаженное тело одеялом, просто ложится рядом, ничем не намекая на желание, чтобы и я доставила ему удовольствие.

— Я боюсь, что снова голова закружится, когда ты будешь меня... — зачем-то оправдываюсь перед ним. — Как в теплоходе, когда качало, было так плохо. Боюсь, что это повторится. Что я снова отключусь и снова всё забуду. Почему я не могу вспомнить, как здесь оказалась, Вадим?

— Я не врач, малыш, не знаю, — отвечает он. — Не говори больше ничего, я секса от тебя не требую.

— Не требуешь, но ведь хочешь...

— Я много чего хочу, это не значит, что ты обязана все мои хотелки тут же исполнять. Прекрати, ты мне ничего не должна. И отдыхай, как восстановишься, так и вспомнишь. Амнезии как в бразильских сериалах не существует.

— С каких пор я тебе ничего не должна? Что с тобой случилось? То обращаешься со мной как с вещью, то вот так. Объясни, я просто не понимаю. У тебя раздвоение личности?

— Никакое не раздвоение, — вздыхает. — Просто ты — единственная, кто всего этого не заслуживает, но получаешь больше всех. И кроме меня здесь никто не виноват.

— То есть, ты делаешь это исключительно из чувства вины?

— Нет, не исключительно, — отвечает Вадим, повернувшись на бок. Уже наступило утро, от окна исходит сумрачный свет, и я четко вижу его лицо. Красивое, мужественное. Шрам его нисколько не портит, даже придает шарма, если не принимать во внимание, что получил он его далеко не в бою. Он рассказал об этом в теплоходе. Зачем-то раскрыл мне часть своей души. А потом, когда мы сели в машину к Климу, признался, что сделает с моими подругами и сестрой.

Так вот, откуда это предчувствие.

Несколько жалких секунд назад мне было спокойно, а теперь словно груда тяжёлых камней рухнула на мою голову. Лучше бы я об этом не вспоминала...

Глава 24

Вспоминаю всё. Буквально всё. И как он рассказывал об убийстве моих подруг и сестры. И как забрал Оксану в свою комнату. А может, и не в комнату. Может, поимел её в ванной или прям в коридоре на полу. Это же не мужчина, а чёртов пёс, ему плевать, в кого засунуть свой член. Нравится делать это со мной, чувствовать свою власть над моим телом, видимо, с характерной подругой так не получается, поэтому он утащил меня к себе. Не трахнул, потому что я себя плохо чувствую, ух, какое благородство. Бьюсь об заклад, этим вечером он отправит меня к девушкам, чтобы снова как следует поразвлекаться.

Стискиваю зубы, чтобы не разреветься.

"Забудь, пожалуйста, забудь! Отвлекись, не думай об этом! Гад вскружил тебе голову и грубостью и лаской, а ты, несчастная дурочка, повелась. Но как это сделать, если это буквально первый мужчина, с которым ты так близка? Почему он, твою мать, почему именно он?!"

Сердце словно привязали к резвым скакунам, щелкнули кнутом, и они тянут в разные стороны, рвут на части. И он, как назло, сейчас так близко, отдает тепло своего тела, руки, прижимают к меня могучей груди. Уже спит.

Осторожно освобождаюсь, приподнимаюсь и смотрю на него. Некогда жёсткое лицо кажется даже милым во сне. Наверное, лет десять-пятнадцать назад он был очень красивым мальчиком. Он и сейчас красивый, но уже не далеко не мальчик. Мужчина. Жестокий или справедливый? Влюблённый или поглощенный животной страстью? Может, он и сам не знает, что ему нужно. Что ему нужно именно от меня...

Аккуратно и тихо как мышь перелезаю через него и надеваю лёгкий халатик, что