Лестница в небо - Артём Помозов

Теперь же, перебрав все общие темы, незаметно перешли на личное.

– Иногда я задаюсь вопросом. Если в моей жизни случится что-то действительно страшное, что-то пострашнее того, что произошло на нашей базе, смогу ли я продолжать делать то, что наметила? Идти к своей цели? Или это просто юношеский максимализм, который гребаная взрослая жизнь должна была давно вытравить, но процесс почему-то задерживается, не по графику идет? – говорила Скай, пригубив воды.

– Мир тебя нагибает – и ты просто закаляешься. Раз за разом. И к концу жизни превращаешься в бесчувственную оболочку, – хмыкнул Коннор.

– А может, не все так просто? Может, это выбор, дрянной, но выбор, чтоб его. Ты либо выгораешь, либо, как ты метко сказал, пустышкой становишься. И живешь в том, в чем живешь. В болоте этом зловонном. Смиряешься и идешь ко дну, как лягушка в сказке про два кувшина. Либо рискуешь и что-то меняешь. Я не хочу становиться пустышкой. Пускай ставлю маленькие цели, чтобы к большой дорогу поэтапно нарисовать. Но ставлю. И иду к ним.

– Ты точно ребенок. Вот ты про выбор говоришь. Да только не признаешь того, что в этом мире выбирают за нас, а не мы.

– Ой ли? Ты такой умный? Философ?

– Не умный. Я тот, кого лживые лицемерные мрази привыкли считать «плохим человеком», но сам я отношу себя к тем людям, которые видят всю картину мира без дурацких прикрас и розовых очков. – Коннор попивал горячий чай. – Черт, я ведь самый искренний сукин сын в этом мире.

– А как по мне, это ты сам просто запутавшийся в себе взрослый ребенок, – пожала девушка плечами. – Прости, но как есть.

– Может, ты и права. Только это все равно лучше, чем быть наивной дурочкой, верящей в добро.

– О, так мы тут собрались для обмена любезностями. С чего ты взял, что я наивная дурочка, которая верит в добро?

– Вспомни свой же треп десятиминутной давности. Про Лиса, про то, какой он распрекрасный и хороший. Про то, что ты тут для великой цели, и когда все закончится, ты хочешь вернуться за Периметр и начать жизнь с чистого листа. Муж, дети, семья. Смешно.

– Ага. Очень. По-твоему, лучше так всю жизнь, да? От крови каждое утро отмываться? Так, да? Все те… многие из тех, кто был мне дорог… просто погибли. Я видела, как они умирали. Я прочувствовала каждую смерть, когда шла по тому полю, мать его, битвы! Я представляла, как их рвали на куски пулеметные очереди, как мои друзья заживо горели, а в ушах еще стоял звон от гранатных разрывов, которые я даже не слышала. Прикалываешься? И все это совсем недавно. Я помню запах. Тот запах. Горелой плоти. Никогда не забуду. – Скай едва сдерживалась, чтобы не заплакать. – Ты думаешь, я просто тупая и наивная девочка, раз хочу нормальной жизни?! Так вот – ни хрена! Просто я обожглась! Как и ты!

– Как я – ты не обжигалась.

– Да, ты же у нас такой уникальный!

– Уже тот факт, что ты хочешь растить детей, заставляет тебя ненавидеть. – Наплевав на просьбу Скай, Коннор вытащил из кармана пачку сигарет. – И вообще, никогда не понимал этих ваших рассуждений на тему смысла жизни. Или о нормальной жизни. О чем тут вообще рассуждать, если для вас, для большинства, он заключается лишь в том, чтобы получить образование, найти идиотскую работу да прозябать в серой, ничем не примечательной реальности и тихо сдохнуть, не оставив после себя ничего, кроме говна в сточных трубах? А, простите, еще и малолетнего отпрыска. Ты спросила, а я отмолчался тогда. Почему у меня не будет детей? – Колесико зажигалки заходило, высекая искру. – Да все же очень просто…

– Ага. Ты просто долбаный эгоист.

– Это не эгоизм, Скай. Нет. Совсем наоборот. Как женщина – ты пляшешь под дудку своих гребаных инстинктов. Эгоист в этой ситуации не я, а ты. Тебе просто нужно о ком-то заботиться, и ты всерьез подумываешь о том, что, когда все закончится, ты сможешь вернуться к нормальной жизни. Думаешь, что сможешь растить детей и ухаживать за ними. Что сможешь дарить несуществующую любовь. Люди ведь так любят наделять свои инстинкты какой-то сверхъестественной херью. Только как ты можешь верить во все это, как раз таки пройдя через весь этот ад? Видя, что люди подыхают, как мухи? Что смысла и надежды нет! Что же касается меня, я не хочу никого приводить в этот поганый, прогнивший до основания мир. Да, ты можешь и дальше тешить свое самолюбие, проживая в самообмане и пытаясь сохранить остатки оптимизма, или искать какие-то хорошие моменты, но, – он прервался на затяжку, – если быть достаточно смелым, чтобы взглянуть правде в глаза, ты поймешь, – выпустил струю дыма прямо в потолок. – Поймешь, что наше существование на девяносто процентов состоит из страданий. Сам мир разрушает тебя со всех сторон, и ты ничего не можешь с этим поделать. Твое сознание заперто в твоем собственном теле, словно пленник в карцере, ожидающий исполнения смертного приговора. Здесь, в Зоне, и то легче жить. А там что? Вода и воздух отравлены из-за желания биомассы потреблять ресурсы и загрязнять атмосферу, чтобы наладить производство херни, созданной для упрощения их никчемных жизней. Мир уже превратился в смердящую свалку, а Зона – как оазис среди этого говна. И люди. Там они лицемернее, противнее, а здесь честнее. Здесь звери. Как по их истинной природе, Скай. А там? Общество. Социум. Тупые, эгоистичные, самоуверенные мрази, отчего-то возомнившие себя чем-то большим, чем просто биологическим материалом. Обезьяны без моральных принципов и ценностей, живущие даже не животными, а самыми примитивнейшими инстинктами.

– Боже мой, что ты…

– Знаешь, я ведь почему про камеру сказал? Я и правда ощущаю, что отбываю срок в этом мире, как в сраной тюрьме. И только и жду того мгновения, когда прозвонит звонок. И в такой мир я должен приводить души? Ради этого вырывать их из блаженного ничто? – Он выплюнул окурок. – Семьи создавать? Делать вид, что мне в кайф эта жизнь? Да ну его к черту!

– Что у тебя с головой? Что у тебя стряслось?! А еще сигареты! Что вы все так упорно стремитесь себя убить?!

И наемник понял, что готов открыться этой девушке. Не мог раньше никому рассказать, что на самом деле с ним произошло. Не мог сказать, зачем вообще в Зону поперся. Правда с ним была. Жрала его изнутри. А тут вот аж захотелось выговориться. Подумалось, что она поймет, что не осудит. А если и осудит, то какая к хренам разница?

– Стремлюсь, потому что пулю в лоб пустить не хватает духу. Так что гроблю себя так. Потихоньку. Из-за прошлого, что тянется за мной… как кровавый шлейф какой-то. Чтобы уже все это быстрее закончилось.

– Что случилось, Никит? Прости, что лезу, мы почти незнакомы, и ты можешь не отвечать, но… Может, тебе станет легче?

– Я врал. Не было никакой армии. Была, вернее. И служба в горячих точках была. Но не было никакого дезертирства. Не было той предыстории про КПП на Периметре, которую я всем рассказывал. Не из-за этого я в Зоне. Я ведь убил ребенка. Сам. Осознанно. И его родителей. Просто потому, что считал их недостойными жизни. А после завалил мужчину и женщину, которые… – Он потянулся за еще одной раковой палочкой. – А, давай я все расскажу. Лучше с самого начала…