Цена дара - Дилара Маратовна Александрова

дохнут, как мухи, — сказал Томаш тогда. — Мы — «зетники», и баста. Где-то я слыхал, что последние станут первыми». Иногда мне казалось, что он становится сентиментальным. Томаш пошел за мной, чтобы не идти в пекло с кем-то другим.

«Они все равно от меня не отстанут, пока я не похороню свои кости в этой гнилой земле. Лучше уж я прикреплю свой зад к тому, кто знает, куда идет. Глаза на затылке — полезная штука, зрячий», — скрипел стальной чешуей Томаш. Я так и не привык к его драконам.

Еще двоих — Донг Джана и Андрэ Нильсона я смахнул в команду после уничтожения одной из бригад «альфы», как крохи со стола. Брендан Каллахан был не лучше и не хуже остальных, мне просто понравилась его фамилия. Она звучала так, словно он будет отличным товарищем. В конце концов, я знавал его брата, и мы отлично поладили тогда.

— Капитан! Даурус вышел на связь. Он, вроде, не в духе… — Брендан всегда подскакивал с новостями возбужденный и взъерошенный, будто от этого зависела судьба всей вселенной. В какой-то степени он был прав, ведь каждая душа — вселенная. Сейчас в моем наушнике их было примерно полторы тысячи.

— Выведи на внешку, хочу, чтобы «Венет» слышал, — за пять лет я привык отдавать спокойные приказы.

Соскочил с турника, присев на лавку в пропахшей потом тринажерке. Рядом ронял слюни Лютый. Не имел привычки кормить его перед рейдом, он должен был накопить злость. Этого добермана я вынул из загона прямо в разгар подпольного боя, очередного на его веку. Однажды я уже сделал это, и повторить мне не составило труда. Это был тот самый пес, что рвал глотки из стали и проводов в «Лазурном безумии». Генномодифицированный, он имел стальную челюсть, мышцы и почти человеческую продолжительность жизни. Но все это было, на самом деле, совсем не важно. Главное, что он ненавидел. Я запомнил однажды, как он терзает железо и подумал, что его навык пригодится на поле боя. Еще никогда я не был настолько прав.

— Линия связи не защищена кодировкой «Скайблока», вы что, с ума там посходили?! — поздоровался излишне впечатлительный глава венерианской общины «Торпедо».

Они застряли на нулевой высоте, окруженные силами «Венета». К ним вели три маленькие лазейки и примерно один с половиной шанс. Никто из пяти присланных групп «альфа» не смог им воспользоваться и вывести их из этой ловушки. После того, как Конфедерация засыпала снарядами землю, это стало еще сложней. Тотально оглушенные «Венетом», среди минного поля неразорвавшихся снарядов и оставшихся в живых, разозленных донельзя роботов… я люблю безнадежные варианты, от них ярче горят взгляды.

— Сейчас нас слушает «Венет». Это не страшно, мне нечего от него скрывать. Этот сукин сын и без того просчитывает все варианты. Ничего нового от нас он не услышит, — ответил я спокойно Даурусу Тирэну, а он меня не понял. Такие как он никогда меня не понимают.

— Хотел бы я посмотреть на идиота, который думает, что сказать «Венету» о своих намерениях — отличная идея, — мне кажется, это был сарказм.

— Я капитан группы «зет», вам представится такая возможность.

В отличие от «Венета», у меня не бывает четкого плана. Все четкие планы «Венет» знает наперед, а еще он знает, что я знаю то, что знать не должен. Мне кажется, я его злю.

— А не поцеловать ли вам мой зад?

— Я предпочитаю женщин, — ответил я спокойно. — Вам нужно будет открыть северные врата, когда я подам знак. Вы догадаетесь, когда это случится.

— Вы в своем уме?! У нас тут женщины, дети, а вы хотите, чтобы мы добровольно впустили роботов, чтобы они нас тут всех поубивали?!

— Когда откроется путь, это уже не будет иметь значения. Или планируете умереть с голоду?

— Слушай сюда, умник. Сюда посылали уже кучу ваших навороченных «альф», а теперь пытаются подсунуть «зетников», чтобы окончательно нас угробить. Уж лучше сдохнуть от голода, чем превратиться в оголённое мясо для экспериментов «Венета». В последнее время он повадился ставить на людях опыты, слышал?

— Слышал.

— Ну раз слышал, значит можешь сложить дважды два. Пусть идет к черту вся ваша группа, ваша долбанный Марс и все его гребаные потуги кого-то спасти. И твоя собака пусть тоже идет к черту! — Лютый гавкнул пару раз, выдав себя. Его всегда раздражали слишком истеричные люди. — Назовите свой позывной, капитан.

— Провидец.

Пауза была недолгой.

— Мы откроем врата.

Говорят, талантливый человек талантлив во всем. Не знаю, так ли это, ведь за много лет я не написал ни строчки. Не думал никогда, что для меня это будет совсем не важно. Все, что я знаю — теперь я умею убегать от своих демонов так, что они еще долго не могут догнать меня. Какое-то время я прячусь за взглядами, полными надежды, но потом выхожу из укрытия, чтобы добыть новые.

Сегодня мы десантировались на выжженную землю, усыпанную снарядами Конфедерации, чтобы снова обмануть «Венет». Я сказал ребятам, что на этот раз у меня совсем нет плана. Есть только едва уловимая нить надежды, которая превратится в путь сразу же, как только подошвы наших экзоскелетов коснутся земли. Чем сложнее задание, тем больше хаоса в моих действиях. Ведь только хаос может переиграть всезнающую нейросеть. Хаос, интуиция и мгновенно меняющаяся реальность. Все решается в тот момент, когда заряд решил вылететь из дула, осколки от взрыва захотели метнуться в сторону нашей плоти, вражеский механик сделал свой решающий шаг. В эти доли мгновений, когда запустился маховик действий, «Венет» бессилен, ибо сделал свой выбор. Расчетливый, всегда верный выбор, выдернутый из тысяч и миллионов вероятностей, словно рыба цепким крючком. В этот момент, когда он принял решение, оставил позади все свои вероятности, настает очередь моего выбора и я ломаю его реальность. И мы бежим, бежим вперед, петляя между опасностью, словно по слепому пятну во взоре разъяренного дракона.

Чувствовать опасность — то, что я умею лучше всего. Не важно, внутри теперь демоны или снаружи, они одинаково опасны для всех. Тех, что внутри я чую даже во сне, тех, что снаружи я ощущаю задолго до того, как они примут решение убить. Порой я позволяю демонам подобраться поближе, чтобы они начали кусать и душить, а потом делаю выстрел. На этот раз я сам могу убить их, превратившись в охотника. Ради этого я превратил бред в реальность, дав дорогу аду в своей душе. Когтистым коршуном он сцепляется с раем, который я добываю во взглядах, чтобы почувствовать себя живым.