Старик и море - Эрнест Хемингуэй

– Que va! – ответил мальчик. – Такова уж нашамужская доля. Что поделаешь.

Они пошли вниз по дороге к хижине старика, ипо всей дороге в темноте шли босые люди, таща мачты со своих лодок.

Придя в хижину, мальчик взял корзину с моткамилески, гарпун и багор, а старик взвалил на плечо мачту с обернутым вокруг неепарусом.

– Хочешь кофе? – спросил мальчик.

– Сначала положим снасти в лодку, а потомвыпьем кофе.

Они пили кофе из консервных банок взакусочной, которая обслуживала рыбаков и открывалась очень рано.

– Ты хорошо спал, старик? – спросил мальчик;он уже почти совсем проснулся, хотя ему все еще трудно было расстаться со сном.

– Очень хорошо, Манолин. Сегодня я верю вудачу.

– И я, – сказал мальчик. – Теперь я схожу занашими сардинами и за твоими живцами. Мой таскает свои снасти сам. Он не любит,когда его вещи носят другие.

– А у нас с тобой не так. Я давал тебе таскатьснасти чуть не с пяти лет.

– Знаю, – сказал мальчик. – Подожди, я сейчасвернусь. Выпей еще кофе. Нам здесь дают в долг.

Он зашлепал босыми ногами по коралловому рифук холодильнику, где хранились живцы.

Старик медленно потягивал кофе. Он знал, чтонадо напиться кофе как следует, потому что больше он сегодня есть не будет. Емудавно уже прискучил процесс еды, и он никогда не брал с собой в море завтрака.На носу лодки хранилась бутылка с водой – вот и все, что ему понадобится довечера.

Мальчик вернулся, неся сардины и завернутых вгазету живцов.

Они спустились по тропинке к воде, чувствуя,как осыпается под ногами мелкий гравий. Приподняв лодку, они сдвинули ее вводу.

– Желаю тебе удачи, старик.

– И тебе тоже.

Старик надел веревочные петли весел на колышкиуключин и, наклонившись вперед, стал в темноте выводить лодку из гавани. Сдругих отмелей в море выходили другие лодки, и старик хоть и не видел ихтеперь, когда луна зашла за холмы, но слышал, как опускаются и загребают воду весла.

Время от времени то в одной, то в другой лодкеслышался говор. Но на большей части лодок царило молчание, и доносился лишьплеск весел. Выйдя из бухты, лодки рассеялись в разные стороны, и каждый рыбакнаправился туда, где он надеялся найти рыбу. Старик заранее решил, что уйдетдалеко от берега; он оставил позади себя запахи земли и греб прямо в свежееутреннее дыхание океана. Проплывая над той его частью, которую рыбаки прозвали«великим колодцем», он видел, как светятся в глубине водоросли. Дно в этомместе круто опускается на целых семьсот морских саженей, и здесь собираютсявсевозможные рыбы, потому что течение, натолкнувшись на крутые откосыокеанского дна, образует водоворот. Тут скапливаются огромные стаи креветок имелкой рыбешки, а на самых больших глубинах порою толпится множество каракатиц;ночью они поднимаются на поверхность и служат пищей для всех бродячих рыб.

В темноте старик чувствовал приближение утра;загребая веслами, он слышал дрожащий звук – это летучая рыба выходила из воды иуносилась прочь, со свистом рассекая воздух жесткими крыльями. Он питал нежнуюпривязанность к летучим рыбам – они были его лучшими друзьями здесь, в океане.Птиц он жалел, особенно маленьких и хрупких морских ласточек, которые вечнолетают в поисках пищи и почти никогда ее не находят, и он думал: «Птичья жизньмного тяжелее нашей, если не считать стервятников и больших, сильных птиц.Зачем птиц создали такими хрупкими и беспомощными, как вот эти морскиеласточки, если океан порой бывает так жесток? Он добр и прекрасен, но иногда онвдруг становится таким жестоким, а птицы, которые летают над ним, ныряя запищей и перекликаясь слабыми, печальными голосами, – они слишком хрупки длянего».

Мысленно он всегда звал море la mar, как зовутего по-испански люди, которые его любят. Порою те, кто его любит, говорят о немдурно, но всегда как о женщине, в женском роде. Рыбаки помоложе, из тех, ктопользуется буями вместо поплавков для своих снастей и ходит на моторных лодках,купленных в те дни, когда акулья печенка была в большой цене, называют море elmar, то есть в мужском роде. Они говорят о нем как о пространстве, как осопернике, а порою даже как о враге. Старик же постоянно думал о море как оженщине, которая дарит великие милости или отказывает в них, а если и позволяетсебе необдуманные или недобрые поступки, – что поделаешь, такова уж ее природа.«Луна волнует море, как женщину», – думал старик.

Он мерно греб, не напрягая сил, потому чтоповерхность океана была гладкой, за исключением тех мест, где течение образовываловодоворот. Старик давал течению выполнять за себя треть работы, и когда сталосветать, он увидел, что находится куда дальше, чем надеялся быть в этот час.

«Я рыбачил в глубинных местах целую неделю иничего не поймал, – подумал старик. – Сегодня я попытаю счастья там, где ходятстаи бонито и альбакоре. Вдруг там плавает и большая рыба?»

Еще не рассвело, а он уже закинул свои крючкис приманкой и медленно поплыл по течению. Один из живцов находился на глубинесорока морских саженей, другой ушел вниз на семьдесят пять, а третий ичетвертый погрузились в голубую воду на сто и сто двадцать пять саженей. Живцывисели головою вниз, причем стержень крючка проходил внутри рыбы и был накрепкозавязан и зашит, сам же крючок – его изгиб и острие – были унизаны свежимисардинами. Сардины были нанизаны на крючок через оба глаза, образуя гирлянду настальном полукружье крючка. Приблизившись к крючку, большая рыба почувствовалабы, как сладко и аппетитно пахнет каждый его кусочек.

Мальчик дал старику с собой двух свежихтунцов, которых тот наживил на самые длинные лесы, а к двум остальным прицепилбольшую голубую макрель и желтую умбрицу. Он ими уже пользовался в прошлый раз,однако они все еще были в хорошем состоянии, а отличные сардины придавали имаромат и заманчивость. Каждая леса толщиной с большой карандаш была закинута нагибкий прут так, чтобы любое прикосновение рыбы к наживке заставило прутпригнуться к воде, и была подвязана к двум запасным моткам лесы по сороксаженей в каждом, которые, в свою очередь, могли быть соединены с другимизапасными мотками, так что при надобности рыбу можно было опустить больше чемна триста саженей.

Теперь старик наблюдал, не пригибаются ли кборту зеленые прутья, и тихонечко греб, следя за тем, чтобы леса уходила в водупрямо и на должную глубину. Стало уже совсем светло, вот-вот должно было взойтисолнце.