Рогалик в Хогвартсе - Elanor

меня в грудь прежде, чем я успел даже моргнуть. Боли не было. Только внезапный, всепоглощающий холод и ощущение падения в бездонную пропасть. Последней мыслью, вспыхнувшей в угасающем сознании, было кристально ясное понимание: это ловушка. Все было подстроено с самого начала. Кубок. Мое имя. Этот лже-Муди. Кто-то очень могущественный хотел моей смерти. И он ее получил.

Первая смерть. Такая быстрая, такая нелепая. И такая… окончательная? Нет. Что-то внутри подсказывало, что это еще не конец. Но понимание пришло слишком поздно. Мир померк.

Глава 3. Третье попадание

Резкий толчок, знакомый стук колес и ноющая боль во лбу — дежавю ударило с такой силой, что я едва не закричал. Я снова сидел в купе Хогвартс-экспресса, напротив беззаботно грызущего тыквенное печенье Рона и Гермионы, углубленной в «Историю магии». Те же лица, та же обстановка, тот же начальный пункт кошмара. Значит, та быстрая, безболезненная почти смерть от зеленого луча была не концом, а лишь первой вехой на этом пути. Началом цикла.

Внутри все похолодело. Это не просто «попадание» в другой мир, это какая-то садистская игра с заранее предрешенным исходом. Воспоминание о лже-Муди, его хищной усмешке и словах «Авада Кедавра» были настолько яркими, что я невольно вздрогнул, коснувшись груди, куда ударил луч. Фантомное ощущение холода все еще было там.

— Гарри, ты опять бледный, — заметила Гермиона, оторвавшись от книги. — Точно все в порядке со шрамом?

Ее голос, ее мнимая забота — все это вызывало теперь не просто отвращение, а глухую, затаенную ярость. Они ничего не знают. Они живут в своем уютном мирке, где самый большой страх — это провалить экзамены или не получить достаточно шоколадных лягушек.

— Все нормально, — буркнул я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Просто… дурной сон.

Рон фыркнул. — Опять тебе Волдеморт снится? Брось, Гарри, он же почти мертв. Чего его бояться?

Почти мертв. Какая наивность. Этот мир кишел ублюдками и похуже Волдеморта, и один из них уже отправил меня на тот свет. И этот ублюдок носит лицо героя-аврора.

Первым делом — информация. Я должен был зафиксировать все, что произошло. Каждую деталь. Я не знал, сколько у меня будет этих «жизней», но интуиция подсказывала, что память может подвести, особенно под гнетом повторяющихся смертей и стресса. Нужен дневник. Дневник смертей. Звучит мрачно, но это единственное, что приходило на ум.

Как только мы прибыли в Хогвартс и разместились в гриффиндорской башне, я, под предлогом усталости, уединился в спальне для мальчиков, пока Рон и остальные были в гостиной, обсуждая предстоящий год. Я достал чистый пергамент, самопишущее перо (одно из немногих действительно полезных изобретений этого мира) и начал писать.

«Запись первая. Смерть номер один».

Я подробно описал все: от момента, как мое имя выпало из Кубка Огня, до лже-Муди, заманившего меня в ловушку, и смертельного проклятия. Я описал его внешность, его слова, даже выражение его глаз. «Убийца — Аластор Муди. Или тот, кто выдает себя за него. Мотив — неизвестен, но связан с Турниром. Цель — моя смерть. Способ — непростительное заклятие Авада Кедавра». Я добавил дату и время своей «смерти» — вечер Хэллоуина, сразу после объявления чемпионов.

Закончив, я перечитал написанное. Строки дышали холодом и безысходностью. Но одновременно это был мой первый шаг к сопротивлению. Я больше не был слепым котенком. У меня было знание.

Теперь нужно было спрятать дневник. Я не мог доверять никому. Я зачаровал пергамент простым отталкивающим заклинанием для любопытных глаз и спрятал его под самой шаткой половицей под своей кроватью, предварительно убедившись, что там нет пыли веков или гнезда докси. Примитивно, но на первое время сойдет.

Следующим шагом было изучение защитных заклинаний. В прошлый раз я был абсолютно беззащитен. Этого больше не повторится. Библиотека стала моим вторым домом. Мадам Пинс, библиотекарша с лицом иссохшей горгульи, смотрела на меня с подозрением, когда я вместо обычных учебников начал запрашивать книги по продвинутой защитной магии, дуэльным техникам и распознаванию замаскированных темных искусств. Большинство из них были в Запретной секции, но кое-что удавалось найти и в общем доступе, особенно если знать, как искать.

Я штудировал теорию «Протего» — щитового заклинания, «Экспеллиармус» — обезоруживающего, «Инсендио» — для отвлечения или создания преграды, и даже основы невербальных заклинаний, хотя это было невероятно сложно. Я практиковался ночами, в пустой спальне, когда все спали, или в заброшенных классах, рискуя нарваться на Филча или Пивза. Результаты были скромными. Тело четырнадцатилетнего подростка, даже с магическими способностями, имело свои пределы. Но я был упрям. Каждое успешно выполненное заклинание, каждый отбитый манекен (я стащил один из класса Заклинаний) был маленькой победой.

Особое внимание я уделял всему, что касалось Аластора Муди. Я читал о нем статьи в «Ежедневном Пророке», выискивал упоминания в книгах по истории современных темных искусств. Герой. Легендарный аврор. Поймал бесчисленное количество Пожирателей Смерти. Параноик, но гений защиты. Ни единого намека на предательство или возможность подмены. Это усложняло дело. Если я заявлю, что Муди — самозванец и убийца, меня просто поднимут на смех или отправят в больничное крыло с диагнозом «переутомление на почве славы».

Главной моей задачей в этой «жизни» было предотвратить свое участие в Турнире. Я знал, что мое имя снова вылетит из Кубка. Это было частью чьего-то плана. Но я мог попытаться изменить то, что произойдет после.

Мой первый план был прост: публичность. Когда мое имя назовут, я не пойду покорно в комнату для чемпионов. Я устрою скандал. Буду кричать, что не бросал свое имя, что это подстава, потребую немедленного расследования. Может быть, даже обвиню Муди на глазах у всех. Рискованно, но это лучше, чем быть убитым в темном коридоре.

Я начал готовиться. Продумывал речь, репетировал ее про себя. Я должен был выглядеть убедительно, а не как истеричный подросток. Я также старался держаться на виду, особенно когда поблизости оказывался Муди. Его магический глаз, казалось, следил за каждым моим движением, и каждый раз, когда я ловил на себе его взгляд, по спине пробегал холодок. Я видел в этом глазу не защиту, а прицел.

Отношения с Роном и Гермионой ухудшились. Моя одержимость учебой (которую они принимали за попытку справиться со стрессом), моя замкнутость и постоянная настороженность вызывали у них недоумение и обиду.

— Гарри, ты сам не свой, — как-то сказал Рон, когда я отказался играть с ним в плюй-камни. — Ты все время что-то читаешь, бормочешь под нос. Расслабься, Турнир — это же круто!