Тяжесть слова - Екатерина Ивановна Гичко

девчонка сбежала с ним по своей воле. Меня бесконечно уязвляло то, что она могла предпочесть другого! Но Омаский ей не нравился. Только из-за облегчения, которое я испытал, осознав это, наглец и остался жив.

Но ей не нравился и я. Меня не устраивало её равнодушие. Даже пробуждая ночами её тело, я не нашёл отклика в её мыслях. Её глаза не загорались при взгляде на меня, моё присутствие она принимала со смирением человека, который всё равно ничего поделать не может. Я ощущал, что начинаю привязываться к ней, а она оставалась глуха ко мне.

Когда же это началось? Когда я попал в мучительную ловушку? После случая со жрецом я пытался оправдать себя инстинктами. Но, присматриваясь к девочке, открывая в ней всё новые и новые стороны, ощущал, что она нравится мне всё больше. Даже её отпор у храма мне понравился. И слова про идиота тоже. Она всегда обращалась ко мне так официально-вежливо, а тут… идиот. Я почувствовал надежду, что лёд отчуждения дал трещину. Ведь даже враги ближе друг к другу из-за сильных эмоций. А эмоциями можно управлять. Таюна же не воспринимает меня ни врагом, ни другом, ни мужчиной. Она воспринимает меня статусом – будущий муж. А статус – что-то нейтральное и холодное. Мне же нужно другое.

И что делать? Как подобраться к ней ближе? Таюна очень странно воспринимает мир, словно в нём нет никого, кто бы её любил и кому можно доверять. Она словно не видит, что мужчины смотрят на неё восторженными глазами, а мачеха разрывается между привязанностью к ней и гордостью, ущемлённой изменой мужа.

Действительно, Таюна похожа на звезду, которая настолько далека от всех, что чужие проявления привязанности не замечает. Так же, как звезда горит высоко в небе в полном одиночестве. Донести до неё своё тепло… Да, жрец, это та ещё задача, с которой, я подозреваю, ты бы справился, если бы посчитал возможным признаться ей раньше! И потому ты бесишь меня больше самоуверенного мальчишки, решившего, что имеет право на то, что я считаю своим. А это моё! Моё!

Я словно загипнотизированный смотрел на спящее лицо Таюны. Всё моё… Целиком… И пусть наглая принцесса подавится своими планами! Эта девочка станет моей наагасахиаа.

Глава 8

Наагатинский ритуал

Меня разбудил ближе к вечеру сам наагасах.

– Собирайся, – велел он.

Я сонно посмотрела на него, не понимая, куда мне собираться. Тем более за окном уже темнело. Но решила не задавать вопросов. На кровати лежал мужской костюм. Это меня слегка удивило. Мы собираемся ехать куда-то?

Как оказалось, да. Наагасах не стал уточнять, куда именно. Сам он был одет в расшитые серебряной нитью чёрные длинные одежды наподобие тех, в которых приехал. Волосы заплетены в небрежную косу, в которой сверкала серебряная заколка. Вместо ног – хвост.

Я оделась, а наагасах ещё накинул на меня плащ с капюшоном, из-под которого я почти ничего не видела, и велел молчать. У выхода из комнат нас встретили наги, половина из которых была с хвостами, а другая половина – с ногами, и закутаны все в такие же плащи, как у меня. Наагасах подтолкнул меня к нагам в чёрных плащах, и они меня ненавязчиво окружили. Это такая маскировка? По-моему, я выделяюсь ростом.

Нас никто не остановил. Попавшийся навстречу батюшка пожелал нагу скорейшего возвращения. При этом он старался как можно скорее скрыться из виду и нервно косился на змеиные хвосты. Во дворе нас ждали запряжённые в колесницы кони. Меня аккуратно подтолкнули вперёд, к колеснице, в которую вполз наагасах. Я осмотрелась. Ехали по двое: наг и двуногий наг. Я осторожно влезла к наагасаху, переступая через кольца хвоста, и как можно крепче вцепилась пальцами в передний борт. Наагасах меня ещё хвостом обвил. Видимо, тоже не надеялся на мою устойчивость.

Мы тронулись в путь. Солнце медленно скрывалось за горизонтом, окрашивая небо и лес красными всполохами. Направлялись мы к реке Малые Круты. Она текла со стороны гор, не очень широкая – около пятнадцати саженей, – но бурная и порожистая. Чем дальше от гор, тем спокойнее она становилась и тем более пологими были её берега. Ближе к горам они превращались в более каменистые, высокие и отвесные. В самих горах о берегах и речи не шло: казалось, что река несёт свои воды по дну ущелья.

Сперва я подумала, что путь наш лежит к мосту и цель поездки где-то на другой стороне. Но, достигнув реки, мы проигнорировали мост и двинулись вверх по течению. Стало попадаться много валунов, но кони прекрасно справлялись и легко тащили колесницы в гору.

Скоро появились кусты можжевельника и кривенькие сосны – предшественники соснового леса. Внизу шумно несла свои воды река. Берег здесь уже поднимался саженей на пять. Чуть выше был ещё один мост, сделанный из крепких деревянных свай. Здесь промышляли охотники на пушного зверя, который водился в этих местах в изобилии. По весне да по осени, когда шли проливные дожди, нижний мост скрывался под водой. А перебираться через бурлящую воду вплавь на промысел – безумная идея. Вот и отстроили мост здесь, где ему никакой потоп не страшен.

Уже в сумерках мы миновали и этот мост, углубляясь дальше в лес. Ну как углубляясь. Между деревьев мы бы не проехали, лишь по берегу, где в камне пробивались только хилые сосенки да можжевеловые кусты и изредка вырастали кривобокие сосны-гиганты.

Дальше нам всё же пришлось оставить лошадей и сторожей при них и идти-ползти на своих конечностях. Через полверсты свернули на каменистую тропинку, которая вела вниз, к реке. Для меня она была крутовата. Я удивилась, что наги на своих хвостах не скатились вниз. Наоборот, держали равновесие очень цепко. Наагасах крепко обнимал меня за талию, не давая съехать и опередить всех.

Внизу каменистая кромка берега была очень узкой и мокрой. Наагасах боком прижимал меня к склону, видимо опасаясь, что я случайно нырну в холодные воды. Через несколько саженей кромка стала шире, а над головами появилось что-то вроде каменного навеса, который тоже расширялся и наконец превратился в полноценную крышу, с потолка которой срывались холодные капли. Мне стало неуютно. Казалось, что склон сейчас обрушится.

Тропинка резко завернула налево, и мы вышли на открытое, довольно большое пространство. Склон вместе с тропинкой делал крутой поворот и уходил дальше. Там закруглялся, описывал полукруг и снова врезался в реку. Получалась такая получаша радиусом около трёхсот саженей. Здесь