Ничего не говори. Северная Ирландия: Смута, закулисье, «голоса из могил» - Патрик Радден Киф

* * *

Теперь Хьюз получил возможность шпионить за властями, но он не сумел в определенный момент понять, что власти тоже наблюдают за ним. Они нажали на скрытые пружины и каким-то образом установили, что под маской продавца игрушек, живущего в доме, увитом плющом, на самом деле скрывается беглый командир ИРА Брендан Хьюз. Не вполне ясно, как полиция и армия умудрились добыть эту важную информацию, но пресса в то время считала, что такая возможность у них была. Как заметил один репортер после того, как Хьюза доставили в тюрьму, «Временные наверняка начали тщательную работу по выявлению крупного информатора в рядах своего руководства».

Когда полицейские обыскали дом, где жил Хьюз, они нашли четыре винтовки, пистолет-пулемет и более трех тысяч патронов, а также полдюжины кассет с записями телефонных разговоров в армейской штаб-квартире. Кроме того, они обнаружили тайник с материалами, в которых содержался некий тайный сценарий ИРА, получивший потом название «План Судного дня». Документы свидетельствовали о возможности развязывания полномасштабной гражданской войны, в ходе которой Хьюз и его товарищи вынуждены были бы защищать католические территории. Там содержались карты эвакуационных маршрутов, а также уже подготовленное для чтения заявление: «Чрезвычайные обстоятельства вынуждают нас; ИРА не имеет иного выбора, кроме как защищать людей. Возможно, для достижения успеха нам придется прибегнуть к жестким мерам». Документы явно предсказывали нечто вроде апокалипсиса. В них же отмечалось, что радиостанция ИРА будет сообщать о пунктах обеспечения питанием.

Когда Хьюза арестовали в первый раз, следователи избили его и сделали трофейные фотографии, где они позировали рядом с ним. Сейчас все было иначе. Они хотели завербовать его так же, как они проделали это с Шеймусом Райтом и Кевином МакКи. Когда Хьюз оказался в тюрьме, офицеры из Специального подразделения убеждали его, что, будучи мозговым центром организации в Белфасте, он как нельзя лучше подходит для сотрудничества с разведкой. Они просто пытаются остановить конфликт, и он мог бы сыграть главную роль в прекращении всего этого кровопролития. Хьюз ответил, что ему это неинтересно. Возможно, нужно что-то другое? Военные обещали чемоданы денег. Но он отказался. «Мне предлагали 50 тысяч фунтов в обмен на согласие стать информатором, – вспоминал Хьюз впоследствии. – Я сказал, что и за 50 миллионов им меня не купить».

Тюрьма «Брикстон» была мрачной громадиной, окруженной высокой кирпичной стеной. В XIX веке в течение некоторого времени в ней содержались женщины-преступницы, но, когда там вскоре после приговора, вынесенного в Винчестерском замке, появились Долорс и Мариан Прайс, оказалось, что, кроме них, во всей тюрьме женщин нет. Здесь царила слишком мужская и давящая атмосфера: тюрьма была переполнена, повсюду мужчины, расхаживающие по камерам, гуляющие в зонах отдыха в нижних рубашках и коричневых тюремных штанах или идущие в душ, перекинув полотенце через плечо. Долорс и Мариан находились в одиночных камерах, но и они выходили на полчаса в день размяться во дворе. Двигаясь в сопровождении конвоя вдоль бесконечных коридоров «Брикстона», они слышали множество комментариев, отпускаемых мужчинами – их товарищами по заключению. Ходили слухи, будто заключенные продавали места у окон, выходивших в тюремный двор, на то время, когда туда выпускали сестер. Долорс казалось, что «Брикстон» пропах мужчинами. Каждый дюйм этого места напоминал о них. Камеры были украшены фотоколлажами.

«Без вертухая нельзя было никуда выйти, он всегда был рядом», – позже вспоминала Долорс. Сестры получили номера: Долорс числилась как заключенный № 286185 – новое имя, которое ей дали на 20 лет. Однако ни одна из девушек не собиралась оставаться за решеткой в этом месте или где-то поблизости так долго. Ко времени появления в «Брикстоне» они уже перестали принимать пищу, отказываясь от всего, кроме воды. Некоторые осужденные члены подрывной группы тоже объявили кратковременную голодовку, но Долорс и Мариан намеревались продолжать ее до смерти, если так будет нужно. Хью Фини и Джерри Келли, которых поместили в другие тюрьмы, присоединились к ним. Их требование было простым: вернуть их в Северную Ирландию, где они будут отбывать тюремный срок как политические заключенные.

Избирая такую форму протеста, сестры Прайс следовали давней традиции ирландского сопротивления. Заглянем, например, в Средние века, когда голодовка использовалась ирландцами для выражения инакомыслия или несогласия. Она являлась значимым оружием пассивной агрессии. В пьесе У.Б. Йейтса[54] 1903 года об ирландском поэте XVII столетия, устроившем голодовку у ворот королевского дворца, об этом говорится так:

Есть старый, но глупый обычай – иначе о нем не сказать.

Если тебе причинили зло – начинай голодать.

Если тебя лишь подумали обижать – начинай голодать.

Упрямясь, дойдешь до последней черты, а дальше лишь умирать.

Люди, давайте все громко крикнем, что хватит уже голодать.

В 1920 году ирландский республиканский поэт и политик Теренс МакСвини[55], находясь в тюрьме «Брикстон» по обвинению в подстрекательстве к мятежу, требуя освободить его, отказывался принимать пищу в течение 74 дней. Британское правительство не выпустило его, и он умер.

Смерть МакСвини вызвала широкую международную реакцию. Его похоронили в форменной одежде ИРА; десятки тысяч молодых людей прошли у его гроба, чтобы выразить погибшему уважение, а еще больше народа вышло на митинги протеста по всему миру. Он стал красноречивым примером воплощения философии самопожертвования, которая способствовала появлению традиции ирландского республиканского мученичества. «Победит не тот, кто больше всех действует, а тот, кто больше других страдает», – говорил МакСвини. Когда кто-то умирает из-за голодовки, причиненный моральный вред может быть очень серьезным. И возможно, именно МакСвини, который в самом прямом смысле слова решил пожертвовать своей жизнью и объявил, что начнет принимать пищу только в том случае, если британцы удовлетворят его требование, переложил ответственность за то, жить ему или умереть, на плечи своих тюремщиков. Его гроб украшала надпись на гэльском языке: «Убит иностранцем в Брикстонской тюрьме».

Когда сестры Прайс перестали есть, тюремные надзиратели специально оставляли поднос с едой в камере, надеясь, что девушки поддадутся соблазну. Но те не притрагивались к пище. В конце концов, охранники вообще перестали приносить еду. Лишь добрая медсестра-полячка каждое утро ставила перед девушками кувшин с апельсиновым соком.

– Только воду, сестра, – говорила ей Долорс.

– Я все равно оставлю, – отвечала ей медсестра.