Приключения Тома Сойера (современная интерпретация) - Влада Олейник

— Почти всегда — почти всегда. Он никому не нужен; но, с другой стороны, он никогда не делал ничего такого, что могло бы кому-то навредить. Просто немного рыбачит, чтобы раздобыть денег, чтобы напиться — и бездельничает

изрядно; но, Господь, мы все это делаем — по крайней мере, большинство из нас — проповедники и тому подобное. Но он в некотором роде хороший — однажды он дал мне половину рыбы, когда ее не хватило на двоих; и много раз он как бы поддерживал меня, когда мне не везло.

— Он починил для меня воздушных змеев, Гек, и привязал крючки к моей леске. Я бы хотел, чтобы мы могли вытащить его оттуда.

— Боже! Мы не сможем его вытащить, Том. И, кроме того, это не принесет никакой пользы; они снова его прищучат.

— Да, так они и поступили бы. Но мне неприятно слышать, как они так ругают его, как черта, хотя он никогда этого не делал.

— Мне тоже, Том. Господи, я слышу, как они говорят, что он самый кровавый злодей в этой стране, и они удивляются, что его никогда раньше не вешали.

— Да, они все время так говорят. Я слышал, как они говорили, что если бы он вышел на свободу, они бы его линчевали.

— И они бы это сделали.

У мальчиков был долгий разговор, но это принесло им мало утешения. С наступлением сумерек они обнаружили, что слоняются по окрестностям маленькой изолированной тюрьмы, возможно, с неопределенной надеждой, что произойдет что-то, что может разрешить их трудности. Но ничего не произошло; казалось, ни ангелы, ни феи не интересовались этим несчастным пленником.

Мальчики сделали то, что они часто делали раньше — подошли к решетке камеры и дали Поттеру немного табака и спичек. Он находился на первом этаже, и там не было никакой охраны.

Его благодарность за их подарки и раньше всегда задевала их совесть — на этот раз она ранила глубже, чем когда-либо. Они почувствовали себя трусливыми и вероломными до последней степени, когда Поттер сказал:

— Вы были очень добры ко мне, мальчики — лучше, чем кто-либо другой в этой деревне. И я не забуду этого, я не забуду. Часто я говорю себе: "Раньше я чинил всем мальчикам воздушных змеев и прочее, и показывал им, где есть хорошие места для рыбалки, и дружил с ними, как мог, а теперь они все забыли старого Маффла, когда он в беде; но Том не, и Гек не… они не забывают его, говорю я, "и я не забываю их". Ну, ребята, я совершил ужасный поступок — в то время был пьян и спятил — это единственный способ объяснить это — и теперь я должен заплатить за это, и это верно. Правильно, и к тому же лучше всего, я думаю — во всяком случае, надеюсь на это. Ну, мы не будем говорить об этом. Я не хочу, чтобы вы чувствовали себя плохо; вы подружились со мной. Но что я хочу сказать, вот что: никогда не напивайтесь — тогда вы никогда сюда не попадете Поставьте носилки на запад — вот и все; это главное утешение — видеть дружелюбные лица, когда тело в такой беде, и никто не приходит сюда, кроме вас. Хорошие дружелюбные лица — хорошие дружелюбные лица. Залезайте друг другу на спины и дайте мне прикоснуться к ним. Вот так. Пожмите друг другу руки — ваши руки пройдут через решетку, но моя слишком большая. Маленькие ручки и слабые — но они помогли Маффлу Поттеру обрести силу, и они помогли бы ему больше, если бы могли.”

Том вернулся домой несчастный, и его сны в ту ночь были полны ужасов. На следующий день и послезавтра он слонялся по залу суда, влекомый почти непреодолимым импульсом чтобы войти, но заставляя себя оставаться снаружи. У Гека был так же. Они старательно избегали друг друга. Каждый из них время от времени уходил, но одно и то же мрачное очарование всегда возвращало их вскоре. Том держал ухо востро, когда зеваки неторопливо выходили из зала суда, но неизменно слышал печальные новости — вокруг бедного Поттера все неумолимее смыкались тиски. В конце второго дня деревенские разговоры сводились к тому, что показания индейца Джо были твердыми непоколебимыми, и что не было ни малейших сомнений относительно того, каким будет вердикт присяжных.

В ту ночь Том гулял допоздна и залез в постель через окно. Он был в

состоянии огромного возбуждения. Прошло несколько часов, прежде чем он уснул. На следующее утро вся деревня собралась в здании суда, потому что это должен был быть великий день. Оба пола были примерно поровну представлены в переполненной аудитории. После долгого ожидания присяжные вошли и заняли свои места; вскоре после этого Поттера, бледного и изможденного, робкого и безнадежного, привели, заковав в цепи, и усадили так, чтобы на него могли смотреть все любопытные глаза на него; не менее заметным был индеец Джо, невозмутимый, как всегда. Последовала еще одна пауза, а затем прибыл судья, и шериф объявил об открытии суда. Последовали обычные перешептывания среди юристов и сбор бумаг. Эти детали и сопутствующие задержки создали атмосферу подготовки, которая была столь

же впечатляющей, сколь и завораживающей.

Теперь был вызван свидетель, который показал, что он нашел Маффла Поттера моющимся в ручье в ранний час утра, когда было обнаружено убийство, и что он сразу же улизнул. После некоторых дальнейших расспросов адвокат защитника сказал:

— Теперь ваша очередь: допросите свидетеля.

Заключенный на мгновение поднял глаза, но снова опустил их, когда его собственный адвокат сказал:

— У меня нет к нему вопросов.

Следующий свидетель подтвердил факт нахождения ножа рядом с трупом. Адвокат обвинения сказал:

— Вы можете допросить свидетеля.

— У меня нет к нему вопросов, — ответил адвокат Поттера.

Третий свидетель поклялся, что часто видел нож у Поттера.

— Вы можете допросить свидетеля.

Адвокат Поттера отказался допрашивать его. Лица зрителей начали выражать

раздражение. Неужели этот адвокат намеревался без усилий лишить жизни своего клиента?

Несколько свидетелей дали показания относительно виновного поведения Поттера, когда его доставили на место убийства. Им было разрешено покинуть трибуну без перекрестных вопросов.

Каждая деталь разрушительных обстоятельств, произошедших на кладбище в то

утро, которые все присутствующие так хорошо запомнили, была раскрыта заслуживающими доверия свидетелями, но ни один из них не был подвергнут перекрестному допросу адвокатом Поттера. Недоумение и недовольство палаты выразилось в ропоте и вызвало