Обратный отсчет: Равнина - Токацин

их сделали из кеззиевого сплава и только обернули тонкой ипроновой фольгой. «Экономия, мать моя колба…» — Гедимин, угрюмо щурясь, сыпал миниатюрные цилиндры в центральную трубку. В трубки по периметру падали ирренциевые таблетки; сармат слышал их тихий стук. «Полмассы есть. Теперь — ипрон. Ещё полмассы. Мифрил сверху. Снова ирренций…» Тёплые волокна замерли на коже. Они лежали на висках и лбу, оплетали обе ладони. «Хранитель здесь,» — Гедимин криво ухмыльнулся. «Повезём его на Равнину. Будет там хоть что-то привычное.»

Насос вытянул из трубки остатки воздуха, и хвостовик просел в неё — его всосало в область вакуума. Металл зашипел под лучевым резаком — мифрил и чёрное стекло спекались намертво. Первая трубка, вторая, третья… Гедимин напряжённо вглядывался в свечение, ожидая белой или зелёной вспышки, но всё было спокойно. Ещё несколько секунд сармат держал ладонь на остывающих хвостовиках, потом выпрямился и шагнул назад. Стрелка под экраном дозиметра, качнувшись, упёрлась в опустевший повреждённый твэл — самим сильным источником излучения в этом ангаре были загрязнённые облучённые трубки. Контейнер, принявший в себя восемьдесят килограммов ирренция, слабо «фонил» в сигма-диапазоне — сигма-кванты не мог остановить даже реакторный рилкар. Гедимин опустил крышку, тронул фиксаторы, — теперь переносной «саркофаг» был закрыт герметично.

— Мея, — отрывисто приказал он, отступая ещё на шаг и поднимая руки перед собой. — На меня, на контейнер и на всё это. Пустой твэл — убрать!

…Ярко-красная масса, размазанная по ладоням, оставалась светлой — те несколько атомов, которые она, возможно, в себя вобрала, не могли заставить её потемнеть. Гедимин смотрел на красные пятна на палубе бронехода и недовольно щурился.

— Одним негерметичным стержнем загваздали всю машину. Маккензи, на кой ты его сюда притащил?

Маккензи только ухмыльнулся. Он уже сел по-хозяйски на матрас (впрочем, стараясь не прикасаться к размазанному дезактивирующему раствору) и теперь смотрел сверху вниз на сарматов, обступивших контейнер с твэлом. Айзек тщательно проверял кожух и, судя по тому, что на «саркофаг» до сих пор не нанесли меевый слой, ничего опасного не находил. «А я бы всё равно дезактивировал,» — думал Гедимин, угрюмо щурясь. «Надо же было, как последнему идиоту, грязными руками хватать крышку!»

— Веп, смотри сюда! — Кенен помахал Вепуату, отошедшему от контейнера. — Если эта штука не взорвётся по дороге — на той стороне вы снова будете возиться с Джедом. Запомнил, что делать? Сразу суй ему под нос твэл! Лучше, конечно, кусок ирренция — но если ты твэл расковыряешь, Джед сильно расстроится. Так что вытряхивай всё из контейнера и давай ему прямо в руки. Мигом очухается!

Гедимин двинулся к нему, но скинуть Маккензи с матраса не успел — тот сам проворно вышмыгнул из машины и уже снаружи, на безопасном расстоянии от Гедимина и Вепуата, громко фыркнул в респиратор.

— Джед! Ты никогда не изменишься. Эй, Кен, Айс, хватит искать то, чего нет. Грузите это сокровище в машину. Джед, как водится, не пьёт — а остальным я предлагаю бурбон, — Кенен похлопал по пластинам брони, под которыми угадывались очертания контейнера, непохожего на штатную флягу. — Надо бы принести сюда нормальную посуду для таких случаев…

Айзек покачал головой.

— В другой раз. Кенен, держи с другой стороны… Гедимин, сиди, мы справимся. Тебе удобно будет разгружать такой контейнер?

Гедимин кивнул. Он смотрел на золотистый «саркофаг», занесённый в шлюзовую камеру. «Красиво. Жаль, нельзя оставить на Равнине. А из местного стекла такое не сделаешь…»

38 день Мрака, месяц Мысли. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген

Тошнота улеглась, но глаза открывать всё равно не хотелось. Гедимин протянул руку, на ощупь сдвинул защитное поле, коснулся контейнера и снова замер, уткнувшись лицом в матрас. Палуба плавно колыхалась, хотя бронеход давно остановился и даже открыл шлюзы.

— Лежи, — прошептал Вепуат, уложив его ладонь поудобнее на скользкий контейнер. — Ещё даже не стемнело. Успеешь всё запустить.

— Гедимину снова плохо от переезда, — услышал сармат негромкий голос Айзека. — Ждём, пока он придёт в себя. Может быть, у вас, стражей, есть какие-то снадобья? Чем это лечится?

— Дим-мину всегда будет плохо от переезда, — отозвался страж Гор, сухо щёлкнув жвалами. — Снадобья не помогут. Он должен сидеть в своём мире, а не болтаться по чужим. Тогда болезни не будет.

Гедимин хотел сощуриться, но глаза и так были закрыты, и он только помянул про себя спаривание «макак». «Нашёл же Айзек, у кого спросить,» — криво ухмыльнулся он. «И когда спросить — тоже нашёл. После утреннего разговора — как же, разбежится Гор помогать мне, жди…»

— Мы не по своей прихоти пришли в чужой мир, — сдержанно ответил Айзек. — Все мы далеко от дома — как и вы, стражи — но так плохо переносит переход только Гедимин. Неужели ни у кого из стражей никогда такого не было?

— Такие не становятся стражами, — отозвался Гор. — Они врастают в свои миры. С ними живут и умирают. Конечно, от переходов им будет плохо.

Монотонный голос затих вдали. Вепуат, склонившись над Гедимином, громко фыркнул.

— А ведь он до сих пор злится, что ты не дал устроить резню! Ты за войну сколько раз открывал порталы? Сотни, тысячи? И что, каждый раз по два часа лежал пластом?

Гедимин, собрав все силы, сел на матрасе и открыл глаза. Палуба качнулась, но тут же замерла. «Ещё полчаса, и можно работать,» — прикинул он про себя. «Лучше не спешить. Там нужна хорошая координация.»

— Никуда я не врастаю, — буркнул он. — Вся эта ксенофауна и то, что у неё в голове… Saat hasulesh!

…Бронеход подъехал к открытой шахте вплотную. Рядом с ней Гедимин воткнул в гравий «факел», не полагаясь на свет из шлюза, — но в узкой жёлтой трубе, уходящей на пять метров вниз, всё равно было темно.

— Всех местных разогнали? — мрачно спросил сармат, оглядываясь на уходящие в темноту белесые стены. И шахту, и бронеход накрыли непрозрачным защитным полем, но с той стороны то и дело доносился взволнованный писк — вокруг сновали нхельви, а