Сирена морских глубин - Суми Хан

Из «Песен хэнё Чеджудо», записанных Музеем хэнё

21

Филадельфия. 2001 год

Доктор Мун старался не ерзать, когда священник, прервав свои расспросы, произносил краткую проповедь о вечной жизни и самарянке у колодца. Он подавил зевок и посмотрел налево, где обычно сидела Чунчжа. Вместо жены там устроилась их старшая дочь Хана, сморкавшаяся в промокший платочек. Младшая дочь Окчжа с каменным лицом восседала справа от него.

Всякий раз, когда доктора Муна спрашивали насчет организации похорон, тот по привычке умолкал, ожидая, чтобы ответила жена. Не услышав ее, он озирался по сторонам и только тогда вспоминал, что ее нет. Даже сейчас, четверо суток спустя, мужчина все еще ожидал, что Чунчжа вернется, словно она ненадолго отлучилась в ванную. Как врачи из реанимационного отделения объяснили ее внезапную смерть? Божьим промыслом? Когда доктор Мун вспомнил это выражение, ему пришлось подавить смешок. Ну конечно, Всевышний лично озаботился его супругой. Меньшего она и не ждала.

Священник поинтересовался, имеется ли у него участок для захоронения, и доктор помотал головой. Они не делали никаких приготовлений, хотя давно достигли того возраста, когда смерть уже не нежданная посетительница, а привычная гостья. Только Чунчжа знала, какой стих из Библии следует выгравировать на ее надгробии, какие гимны исполнять и надо ли открывать гроб на прощании.

Доктор Мун поймал себя на том, что жалеет, что не ушел первым, уже хотя бы для того, чтобы избежать принятия всех этих решений. Это хуже, чем заблудиться в торговом центре. Он почесал лоб, пораженный неожиданной мыслью. Цветы, лимузин, меню, список гостей, программа, музыка: похороны складываются из тех же составляющих, что и свадьба, за исключением гроба. Вспомнив о свадьбах, которые Чунчжа никогда уже не организует, доктор Мун покосился на дочерей и нахмурился.

Добрый пастор повторил вопрос.

– Служба будет в корейском или в американском стиле? – Он привык к рассеянности понесших утрату родственников.

Не зная, что ответить, доктор Мун снова посмотрел на дочерей. Хана промокала глаза; руки у нее совсем как у матери: крепкие и сильные. Скривившееся лицо Окчжи напомнило ему лицо его бабушки, которая точно так же хмурилась, прежде чем хлестнуть его ивовой веткой. Хотя у обеих была корейская внешность, они отнюдь не казались кореянками. Выросшие в стране, где люди слишком много едят и слишком громко смеются, его собственные дочери превратились в иностранок.

Наконец доктор Мун ответил тихим хриплым голосом:

– В американском, из-за наших дочерей.

Они наденут черный траур, а не белый. Его дочери, если они когда-нибудь выйдут замуж, будут в белых платьях, а не в красочных традиционных корейских свадебных нарядах. Неудивительно, что американцы так часто разводятся. Они прокляли свои браки, облачая невест в бледные саваны.

Доктор Мун почти въяве слышал, как Чунчжа упрекает его: «Ты старомодный деревенщина! В наши дни в Корее все выходят замуж в белом!»

Пастор сложил пальцы домиком и обратился к дочерям усопшей на своем вкрадчивом английском:

– После службы вы должны будете произнести речь. Надгробное слово. Если вы набожные христианки, как ваша мама, можете рассказать какую-нибудь библейскую историю или стих. Или поведать о том, как она пожертвовала собой ради вас, переехав в Америку. Что-нибудь в этом роде.

Доктор Мун вздохнул. Их дочери-американки ничего не смыслят в самопожертвовании.

Пока гроб опускали в прямоугольную могилу, скорбящие исполняли энергичный гимн, призванный ободрять людей. Доктор Мун, у которого не было музыкального слуха, произносил положенные «аллилуйя» одними губами, как давным-давно велела ему жена. Чунчжа строго смотрела на него с портрета, напоминая о необходимости хранить молчание. Он кашлянул, чтобы отвести взгляд, и посмотрел вниз, на гроб. Его глаза изучили темные кольца на глянцевой деревянной поверхности и задержались на полированной латунной отделке. Блеск гроба раздражал его, хотя он не мог объяснить почему. Правильно ли это – зарывать в землю совсем новую вещь?

После того как была произнесена молитва и в могилу брошены розы, доктор Мун застыл на месте, отвечая на поклоны друзей и знакомых. По бокам, неловко прильнув к нему, стояли дочери. Ему это кажется? Или он действительно слышит громкие, жалостливые мысли своих собратьев‑прихожан:

«Они даже не умеют правильно кланяться!»

«Бедная женщина – умерла раньше, чем ее дочери вышли замуж».

«Что он будет делать с этими двумя старыми девами? Айгу!»

Как того требовал обычай, доктор Мун устроил для явившихся на похороны поминки. Они, в свою очередь, незаметно вручали ему конверты, чтобы помочь с расходами на погребение и отпевание. Именно так община связывала своих членов друг с другом даже после смерти. Чунчжа всегда шутила, что те, кто умерли первыми, сэкономили на похоронных подношениях целое состояние, те же, кто проживет долго, разорятся и никто не придет их оплакать.

Доктор Мун оглядел ресторан, гадая, многие ли из этих людей будут присутствовать на его собственных похоронах. Он подскочил от неожиданности, когда эхо давно молчавшего голоса его бабушки ответило на этот вопрос: «Ты проживешь долго-долго, ибо охраняющие тебя духи очень великодушны! Скоро ты найдешь другую жену, которая будет тебе готовить!» Он слышал ее надтреснутый голос так отчетливо, точно она нашептывала ему на ухо.

Все хвалили вкусное угощение, но доктор Мун беспокоился, одобрила бы Чунчжа выбранный им корейский ресторан формата «ешь сколько влезет». Церковные дамы приносили ему полные тарелки, уговаривая его есть побольше ради своего здоровья, и мужчина усердно жевал и глотал. У него начала болеть челюсть, и каждый глоток застревал в горле. Наконец он отложил палочки.

«Ешь как следует! Этого мало!» – снова подала голос бабушка. Доктор Мун нахмурился. Почему она пришла ему на ум столько лет спустя? Он повернулся к своему соседу по столу и завел с ним разговор.

Поблагодарив последнего уходящего гостя, доктор Мун вместе с дочерьми уехал домой. Он поинтересовался их мнением о похоронах и поминках. Сообщил, что беспокоится насчет гроба, и выразил надежду, что их мать не сочла бы его слишком вычурным. Поскольку Чунчжа непременно подстрекнула бы его к этому, заговорил о присутствовавших на поминках перспективных женихах – враче и овдовевшем адвокате; оба они подходящего возраста и готовы рассмотреть возможность брака с любой из них.

«Папа в шоке, – думали обе дочери, слушая болтовню отца. – Скоро он, безусловно, вернется к своему обычному молчанию».

На следующий день, когда сестры разбирали одежду покойной матери, чтобы пожертвовать ее церкви, доктор Мун ходил по пятам за дочерьми и болтал без умолку. Когда Хана вынула из полиэтиленового чехла лавандовый костюм из шерстяного крепа, он бросился к