Сирена морских глубин - Суми Хан

– Ваша мама сама его сшила. Скопировала с фото Элизабет Тейлор, когда я учился на медицинском. Одна из вас должна взять его себе.

Хана отложила костюм в сторону и сняла крышку с какой-то коробки. Внутри лежала блестящая зеленая сумочка из кожи ящерицы, завернутая в папиросную бумагу.

– Она из настоящей крокодиловой кожи, – заявил доктор. – Из Флориды. Очень дорогая, потому что сейчас запрещено убивать крокодилов.

Окчжа взяла отца за руку.

– Папа, мне нужна твоя помощь в маминой комнате для шитья, – сказала она.

Как только отец ушел, Хана спрятала костюм и сумочку под кучу вещей, предназначенных для пожертвования.

В рабочей комнате Чунчжи у стены были сложены пластиковые контейнеры, наполненные яркими рулонами материи и разноцветными катушками. Швейной машинки уже не было. Доктор Мун был шокирован тем, как быстро церковные дамы прибрали к рукам то, что принадлежало Чунчже. А вот туристические буклеты, которые они вдвоем собирали к его выходу на пенсию, до сих пор лежали на пристенном столике, рассортированные Чунчжой по направлениям: Гавайи, Австралия, Китай, Индия, Греция…

– Можно их выбросить, да? – Не дожидаясь ответа отца, Окчжа сложила буклеты в мусорный мешок.

Доктор Мун снова вытащил их оттуда и стал с грустным видом рассматривать.

– Ваша мама хотела ездить только на пляжи. Никаких гор. Только пляжи.

Окчжа начала выносить коробки и сумки в коридор, а доктор Мун продолжал говорить. Он сообщил дочери, что в Корее человек никогда не удаляется от берега, разве что в отдаленных уголках северной части страны, откуда сам он сбежал подростком. Окчжа знала об этом от матери: отец никогда не рассказывал о том, что произошло.

Монотонным голосом доктор поведал, как их повозку остановили на границе, у военного пункта пропуска. Солдаты стали протыкать штыками кучу соломы на другой телеге, убив семью из четырех человек. А мальчик и его мать дрожали в своем укрытии под сиденьем возницы, прислушиваясь к крикам. Поскольку в их повозке штыки наткнулись только на солому, они пересекли границу живыми.

Доктор Мун вытер нос, а Окчжа тем временем пыталась справиться с потрясением. Она размышляла над тем, что ответить отцу. В этот момент он посмотрел в окно и увидел сидящего на дереве черного дрозда. Птица устремила на него свой яркий глаз и открыла клюв.

«Когда ты в последний раз навещал могилу матери?»

«Почему тебя так долго не было?»

«Пора возвращаться, пора возвращаться! Ва-ва!»

Доктор Мун вздрогнул. Буклеты выпали у него из рук и, шелестя страницами, полетели на пол.

– Ты слышала? – Он указал на черного дрозда, который снялся с ветки и улетел.

– Что? – Окчжа с беспокойством уставилась на отца. – Ты в порядке, папа?

Доктор Мун покачал головой. Разумеется, ему всего лишь показалось. В конце концов, он в Америке. Здесь такого не случается.

В ту ночь, лежа в постели, доктор Мун слушал, как его дочери, готовясь лечь спать, хлопают дверьми и спускают воду в туалете. Чунчжа велела бы им вести себя потише. Мужчина надеялся, что заснет и голоса, бормочущие у него в голове, утихнут. Горе это, думал доктор, или чувство вины оттого, что он жив, а Чунчжи уже нет? Так или иначе, но голоса следовали странному сценарию: они перешептывались и жаловались, как беспокойная толпа:

«Когда кто-нибудь принесет нам еду?»

«У меня пересохло в горле».

«Долго еще ждать?»

Шум так усилился, что доктор включил проигрыватель компакт-дисков и увеличил громкость. Он был уверен, что Бах положит конец этому вздору.

Бранденбургские концерты помогли доктору Муну заснуть. Во сне он увидел падающие снежинки, сверкающие белые шестиугольники, кружившиеся в такт нотам. Когда музыка закончилась, метель тоже улеглась, обнажив заснеженную гору. Доктор Мун стоял на автостоянке, где все машины были укрыты белыми снеговыми одеялами. Он рассматривал жилые автофургоны, размышляя, не взять ли им с Чунчжой один из них напрокат, чтобы проехать по стране. Снова повалил снег, стало еще холоднее. Доктор Мун, дрожа, подошел к маленькому кофейному киоску на краю стоянки.

За прилавком стояла продавщица, обслуживавшая водителей. Ее окружало облако белого пара. Доктор Мун вежливо кашлянул, чтобы привлечь ее внимание. Женщина обернулась. У нее оказалось приятное лицо.

– Мне мокко, пожалуйста, – попросил доктор на своем родном языке, потому что женщина явно была кореянкой.

Она кивнула и начала готовить напиток.

Доктор Мун заговорил было о погоде, но женщина по-прежнему молчала. «Такой странной, необщительной особе не следует держать кофейный киоск», – с негодованием подумал он.

Повернувшись к нему, чтобы отдать стаканчик с кофе, продавщица улыбнулась. Она довольно привлекательная, заметил про себя доктор Мун и тут же ощутил укол стыда. Впрочем, стыдиться ему нечего, ведь… Но как только он попытался сформулировать причину, она ускользнула от него.

Женщина заговорила, растягивая в улыбке алые губы и обнажая белоснежные зубы. Она кокетливо заигрывала с ним, и доктор Мун вдруг почувствовал себя настолько свободно, что выпалил:

– Я думаю, вы понравились бы моей жене! Вам надо с ней познакомиться!

Улыбка сползла с лица продавщицы. Она уставилась на доктора, зрачки ее расширились, поглотив белки и превратив глаза в черные провалы. Лицо исказилось, удлинившись и посерев; кожа обвисла, рот открылся. Фигура поднялась в воздух, растягиваясь и превращаясь в пар, а затем резко устремилась к нему, будто ныряя с огромной высоты. Костлявые пальцы, превратившиеся в когти, потянулись к его сердцу.

Доктор Мун, задыхаясь, проснулся, отталкивая что-то руками от груди. Его глаза в темноте широко распахнулись, сердце бешено колотилось. Он натянул одеяло до подбородка и задрожал, не в силах больше отрицать правду.

Его преследовали призраки.

22

Умирая, Чунчжа отстраненно наблюдала за своим слабеющим телом. В прошлом она дважды тонула, и нарастающая паника была ей знакома. Неожиданный поворот событий – то, что это происходило на суше, где она могла дышать, – поверг ее в шок. Когда ее тело перестало бороться, страх сменился любопытством. До этого момента она уже доходила, а теперь пойдет дальше. Сделав последние четыре удара, сердце замерло, и мысли отключились от мозга.

Сознание Чунчжи вырвалось наружу, испытывая эйфорию оттого, что покинуло тело. Она парила в вышине над больничной палатой, глядя на окружавшие ее кровать аппараты, похожие на миниатюрную игрушечную обстановку кукольной больницы. Теперь физическое пространство казалось ее изменившемуся восприятию ограниченным и плоским, как картинка на телеэкране.

Резкое жужжание вернуло внимание Чунчжи к собственному телу, которое выгнулось дугой и снова опустилось. Электрические разряды сотрясали ее сердце, в котором вспыхнуло, а потом снова угасло красное свечение. Ее пытались завести, точно заглохшую машину. Лекарство