Сирена морских глубин - Суми Хан

проникло в ее кровеносные сосуды, кислород из аппарата накачал ее легкие. Каждый вдох обжигал, раскаляя легкие добела, но искра не появлялась. Аппараты тщетно выдавали предупреждения, вокруг кровати толпились врачи и сестры в масках, стараясь реанимировать труп.

Чунчжа с отвращением отшатнулась от этой сцены. Она расширила сознание, и перед ней возникла комната ожидания, где сидели ее муж и дочери, застыв в тревожных позах. Окчжа молилась, хотя никогда не ходила в церковь. Хана прижимала к покрасневшему носу обрывок бумажного платочка. Муж закрыл лицо руками. Он плакал? Чунчжа попробовала приподнять его подбородок, чтобы взглянуть, но ее руки прошли сквозь его лицо.

В приемную вошел врач. Сестры и доктор Мун подняли головы. Чунчжа с любопытством подплыла поближе. Когда мужчина снял маску, Чунчжа узнала доктора, который недавно начал петь в ее церковном хоре в басах. Он только что развелся, детей у него не было – весьма завидный жених. Окчжа встала, чтобы поздороваться с ним, а Хана засунула платочек в карман джинсов.

Врач поклонился, муж Чунчжи вскочил, с надеждой глядя на него. Врач опустил глаза, словно стыдясь чего-то, и заговорил. Лицо доктора Муна помрачнело. Чунчжа находилась так близко, что видела, как ссутулились у него плечи, как встретило страшный удар его тело. Он задрожал, поник и начал раскачиваться. Чунчжа попыталась поддержать его, когда он упал, но тело мужа оказалось невещественным, точно воздух.

Доктор Мун с закрытыми глазами лежал на полу. Чунчжа попробовала погладить его по щеке, но ее руки опять прошли сквозь лицо. Она наклонилась, чтобы послушать его сердце, которое билось неровно и медленно. Так много горя было у них в прошлом – сколько еще сможет выдержать бедное сердце? Чунчжа окутала его своим сознанием, желая ему своей силы. Она подвела своих будущих внуков, умерев слишком рано; нельзя лишить их еще и деда. Когда ее слезы упали ему на лицо, доктор Мун открыл глаза и заморгал.

Чунчжа почувствовала, что воспоминание тащит ее за собой, как леска рыбу. Когда-то давно был один похожий момент, столь же тяжелый и потому выброшенный из памяти.

Чунчжа улетала из больницы. Тонкие нити, привязывавшие ее к физическому пространству, тянулись за ней, точно сверкающие усики. Она проплывала мимо высоких шпилей Филадельфии, видя, как дни ее жизни клубятся вокруг нее, сплетаясь в узоры, которых она никогда прежде не замечала. Все, что когда-либо происходило, принадлежало огромному океану времени, простирающемуся в вечность. Каждое мгновение было волной, связанной со всеми остальными волнами. Чунчжа чувствовала, как настоящее переходит в прошлое, будто мелководье, переходящее в глубину.

Сознание Чунчжи расширилось, и она смогла увидеть, как ее муж и дочери обсуждают в кабинете священника заупокойную службу. Она устремилась вперед, навстречу своим похоронам, привлеченная пением. Радостный гимн, исполняемый у разверстой могилы, больше походил на погребальную песнь. В прямоугольной яме сверкал ее гроб. Если червям все равно, то и ей тоже. Когда присутствующие выстроились в очередь, чтобы выразить соболезнования родным, Чунчжа узнала врача из реанимации. Обе ее дочери его не заметили, скованно кланяясь и шмыгая носами, некрасивые в своем горе. Чунчжа была больше не в силах на них смотреть.

Исследуя это «нигде и повсюду», Чунчжа обнаружила наличие правил и ограничений. Попробовав заглянуть вперед, чтобы хоть мельком увидеть своих внуков, она смогла продвинуться не более чем на сорок девять дней после собственной смерти. Ее попытки связаться с живыми искажались, напоминая радиосигналы, прерываемые помехами. Иногда муж слышал ее совершенно отчетливо, в другое время казался глухим. Эта картина была знакома ей еще при жизни, но точно так же бесила и после смерти. Чунчжа не раз старалась привлечь его внимание, но доктор Мун не замечал ее или принимал за что-то другое. Когда ей это наконец удалось, он ее совсем не узнал.

Какой смысл быть – или не быть – такой, как теперь, без тела, но не без сознания? Что она должна делать? В поисках возможного ответа Чунчжа снова мысленно обратилась к своим предсмертным мукам. Но ощущение умирания было слишком неприятным, чтобы к нему возвращаться, и она постаралась отстраниться от своего тела.

Забытое воспоминание снова потянуло ее за собой, настаивая на внимании. Чунчжа уступила этому зову, гадая, куда он приведет. Она заскользила взглядом по десятилетиям, которые проносились мимо радужными стайками. И выбрала год, казавшийся ярче остальных. Они с доктором Муном были тогда молодоженами, недавно приехавшими в Соединенные Штаты. Супруги жили в Бронксе, в краснокирпичном доме, и разъезжали на метро по всему Нью-Йорку. Лизали рожки с шоколадным мороженым на крыше Эмпайр-стейт-билдинг, ели хот-доги с горчицей в Центральном парке и пили шипучую колу на пароме на остров Эллис.

Один из дней особенно выделялся своими страданиями и радостью. Чунчжа только что узнала, что беременна Ханой, но из больницы снова позвонили. Она поехала на такси в отделение неотложной помощи, где нашла мужа, ожидавшего ее в кресле. Его бледность поразила молодую женщину, но он настаивал, что прекрасно себя чувствует. Ему просто нужно выспаться. Истощение, подтвердили его коллеги-ординаторы, когда Чунчжа подмахивала документы о выписке. Она целый месяц не говорила мужу о ребенке, которого носила, пока он не оправился настолько, что мог воспринять эту новость.

Благодаря расширенному осознанию теперь Чунчжа смогла увидеть, что произошло на самом деле. Она парила над больницей, где работал доктор Мун, наблюдая, как он проводит свой день. И чувствовала, как с каждым его шагом напряжение момента становится все сильнее. Ее муж (еще такой молодой!), облаченный в медицинский халат, шел по больничному кафетерию. Он поднес ко рту стакан воды, но рука его вдруг замерла на полпути. Стакан задрожал так сильно, что стал стучать о зубы. Вода выплеснулась, точно какие-то бесноватые существа бросились врассыпную. Вокруг молодого доктора разлетелись осколки, а сам он очутился на полу.

Это восстали тени из прошлого, словно якорь, увлекая его вниз. Чунчжа, разделившая с ним это бремя, уже согнулась под его тяжестью. Она до сих пор слышала ропот тех душ, умоляющих, чтобы их заметили. И должна была облегчить груз, который он нес теперь в одиночку, но не могла сделать этого без его помощи.

Зачем бояться того, что уже пережито, успокаивала себя Чунчжа, собираясь с духом. Она погружалась все ниже, в самые глубины своего сознания. Приливная волна воспоминаний подхватила ее и понесла обратно к побережью, с которого они сбежали много лет назад. Ныне надо было воскресить те воспоминания о Халласане, которые некогда были забыты, и вернуть морю то, что некогда было взято