Сирена морских глубин - Суми Хан

23

Через два дня после похорон жены доктор Мун позвонил старшей дочери Хане, которая вернулась домой в Бруклин. Она не ответила, и тогда он позвонил ее младшей сестре в Чикаго. Окчжа сняла трубку после второго гудка.

– Привет, Окчжа, послезавтра я еду в Корею. Не волнуйся. Порядок.

– Э‑э, пап, ты только что сказал, что уезжаешь в Корею?

– Да, сегодня купил билет.

– Все хорошо, папа? Это как-то неожиданно.

– Все отлично. Так принято у корейцев, когда кто-то умирает. – Доктор Мун покивал в телефонную трубку, довольный тем, что выполнил долг перед дочерьми.

Нет смысла рассказывать им о призраках, это его личное дело. Он уже собирался отключиться, но тут из трубки донесся голос Окчжи:

– Папа! Папа! Ты слушаешь?

Доктор Мун снова поднес трубку к уху:

– Сообщишь Хане, ладно? Я скоро вернусь. Через две недели.

И дал отбой.

Доктор Мун наполнил чайник водой и поставил его на плиту кипятиться. Для успокоения нервов ему нужно хорошенько подзаправиться. Обе дочери перезвонили уже несколько раз, ничуть не считаясь с расходами. Их гнусавые голоса резали ему слух: «С чего это ты вдруг рванул в Корею? Вы с мамой говорили нам, что никогда не хотели туда возвращаться!» Этот допрос вымотал доктора, потому что ему пришлось объясняться, обходя молчанием проблему призраков, о которой он не мог убедительно поведать по-английски.

Мужчина, прищурившись, прочел инструкцию, дрожащими пальцами вскрыл упаковку рамёна быстрого приготовления. Чунчжа знала бы, что им сказать. В течение пяти лет она изучала английский как второй язык в муниципальном колледже и получала только отличные оценки.

Доктор вспомнил: когда Окчже было пятнадцать лет, она рыдала, что он ее совсем не понимает. Он был поражен грубостью дочери, но Чунчжа попыталась объяснить. Виновата не Окчжа, а язык, на котором она говорит: ему недостает скромности и учтивости. В английском нет средств, позволяющих девочке продемонстрировать, что она принадлежит к женскому полу и младшему поколению, поэтому и кажется, что она обращается к отцу как к равному. Доктор Мун фыркнул. Чунчжа полагала, что дочери стали бы более любезными и благовоспитанными, если бы в детстве говорили по-корейски. Возможно, они были бы уже замужем.

Мужчина залил рамён кипятком. После похорон руки у него стали дрожать еще заметнее. Чунчжа была такая крепкая и здоровая, он всегда считал, что умрет первым.

«Глупец! Разве ты не помнишь, что говорили тебе предсказатели? Ты проживешь так долго, что у тебя будут две жены!»

Это голос Чунчжи? Или его бабушки? Он помахал рукой, показывая, что получил сообщение.

Вероятно, вследствие слишком долгого пребывания вдали от океана нечто жизненно важное в его жене иссохло, и тело ее лишилось прежней энергии. Они жили всего в часе езды от атлантического побережья, но эти воды не устраивали Чунчжу. Возможно, в Калифорнии, у Тихого океана, она прожила бы дольше.

Жена часто вспоминала, какую рыбу ела в детстве, особенно когда подавала на ужин скумбрию, которую тушила в остром соусе, чтобы перебить запах перемороженной плоти. «Совсем не похоже на рыбу моего детства. Ту мы могли есть сырой, ведь у нее был такой свежий, восхитительный вкус. Не то что у этой гадости». Чунчжа хмурилась, тыкая палочками в тусклую серебристую кожу.

Доктор Мун не разделял ностальгии покойной жены по солоноватому морскому вкусу. Он скучал по нежной сладости персиков, их пушистой кожице, лопающейся на зубах, и нагретому солнцем соку, стекающему по подбородку. Дом его детства уютно расположился у подножия холма, слишком маленького, чтобы иметь собственное название. Лето там олицетворяли персики и сливы, за которыми следовали хрусткие дары осени: яблоки, груши и хурма. Мальчишкой он залезал на самые низкие из деревьев, шершавая кора которых оцарапывала ему пальцы, и срывал плоды для матери, которая в ту пору всегда улыбалась.

«Тебе нужна новая жена, которая будет готовить для тебя. Ты не можешь есть эту дрянь!»

Доктор Мун изучал плавающие в пластиковой миске волнистые нити будто какое-то экзотическое существо. Эта произведенная на фабрике лапша по вкусу совсем не походила на ту, которую он пробовал в детстве. Пшеничная лапша, которую семья ела несколько раз в год, после того как отец ездил в Сеул и возвращался с пыльным мешочком муки, надежно спрятанным за пазуху, была редким лакомством.

«Поди принеси яйцо», – приказывала мама. Мальчик вынимал из-под сонной курицы теплое яйцо и прибегал обратно. Мама смешивала драгоценную муку с водой, яйцом и солью, добавляя молотую гречневую крупу, чтобы теста вышло побольше. Раскатав деревянной скалкой тонкие пласты, она нарезала их полосками и развешивала на верхней перекладине изгороди. Мальчику приходилось сторожить сохнувшую лапшу, отгоняя мух. «Мы же не хотим, чтобы у нас в желудках вылупились личинки!»

Доктор Мун почти уловил запах этой лапши в кипящем соево‑грибном бульоне. У него потекли слюнки, и он обеспокоенно огляделся по сторонам. Слышать голоса – это само по себе плохо. А если он увидит что-нибудь сверхъестественное? Интересно, призраки выглядят так же, как при жизни, когда они были здоровы и счастливы? Или похожи на себя в момент смерти? Он знал, что последнее Чунчжу не порадовало бы.

Доктор Мун отодвинул миску с рамёном и решил пообедать в корейском ресторане рядом с университетом. Задержавшись у пустого стула покойной жены, он оперся руками на его спинку. Откашлялся, словно собираясь заговорить, но ничего не сказал, только крепче вцепился в ее стул. Направляясь к входной двери, он прошел мимо своего чемодана. Все необходимое для возвращения на остров Чеджудо было уже упаковано.

На ночном авиарейсе до Лос-Анджелеса доктор Мун оказался зажат между двумя типами в красно-зеленых футболках, которые пили пиво и оживленно беседовали о спорте. Каждый раз, когда ему удавалось задремать, его будил случайный толчок локтем или взрыв смеха. Когда самолет приземлился, доктор Мун был настолько вымотан, что на стыковочный рейс авиакомпании «Кориэн эйр» побрел как лунатик.

Опускаясь на свое место в салоне, он выдохнул, довольный тем, что рядом никто не сидит. Увидев, как человек на другой стороне прохода снимает обувь и одним нажатием кнопки низко опускает спинку своего кресла, доктор Мун последовал его примеру. Он натянул колючее одеяло до подбородка и надел маску для сна, которая шла в комплекте с берушами, зубной щеткой и рожком для обуви.

В прошлый раз мужчина преодолевал подобное расстояние сорок лет назад, когда они с Чунчжой впервые летели вдвоем на самолете. Он неподвижно сидел в кресле, не желая беспокоить жену, заснувшую у него на плече. Когда она проснулась, они вдвоем тайком